Эту проблему мы подробно обсуждали с академиком Н. Моисеевым в последние годы его жизни. Не будучи экономистом, он высказал ряд глубоких экономических соображений о возможности использования рыночных механизмов для оценки рентного дохода. Мы пришли с ним к выводу, что ответ на поставленный вопрос по-настоящему сложен, ибо его нет в классических трудах по политической экономии и в широко известной специалистам теории оптимального управления. Науке еще предстоит разработать соответствующую теорию И в этом может оказаться полезным использование некоторых идей естествознания и теории динамических саморазвивающихся систем.

         Основным (а может быть, и единственным) механизмом самоорганизации любой сложной системы является рынок, то есть некоторая системная совокупность конкурирующих взаимодействий, причем конкурирующих по самым различным критериям. Классический рынок, который изучали Смит, Рикардо и множество других экономистов, является лишь частным случаем обобщенной системы взаимодействий, называемой нами рынком. Замечу, что механизмы рынка чаще всего связаны с той или иной конфликтной ситуацией, при которой агенты оперируют с разного типа критериями, но имеют и некоторые общие критерии или цели.

         Поэтому всякий раз, когда ответ на тот или иной вопрос не может быть получен с помощью того или иного логического алгоритма, из некоторой системы начальных аксиом мы вынуждены конструировать тот или иной алгоритм конфликтного, то есть «рыночного» типа. Каждая такая конструкция вряд ли может быть единственно возможной. И одна из причин подобной неоднозначности состоит в том, что нам неизвестна полная система критериев, которые определяют отбор.

         Вот почему проблема выделения рентной составляющей из разности (С — З) вряд ли имеет стандартное решение, годное для всех случаев производственной деятельности, в которой задействован природный ресурс.

         В некоторых простейших ситуациях выделение ренты может быть осуществлено через механизм концессии или аренды с соответствующим тендером, то есть механизмом рыночного типа.

         Предположим, например, что открыто некое новое месторождение полезных ископаемых. Тогда государство объявляет торги. Арендная плата, которая установится в результате этих торгов, и будет рентой, поступающей в доход всему обществу.

         Таким образом, общественная собственность на природные ресурсы не отрицает, а, наоборот, предполагает использование рыночных инструментов ее изъятия (см. Д. С. Львов, В. Г. Гребенников, Е. В. Устюжанина. Концепция национального имущества. — «Вопросы экономики», 2001, № 7) . При этом мы исходим из того, что любой чиновник во власти — плохой предприниматель. В основе предпринимательской деятельности лежит поиск новых решений, новых технологий, новых рынков сбыта и т. д. А новые решения — это риск. Совмещение чиновничьих обязанностей с предпринимательскими возможностями ведет либо к стократным перестраховкам, при которых любое решение принимается при помощи неимоверно растянутых во времени бюрократических процедур, либо к коррупции.

         Возникает вроде бы патовая ситуация. Государство (бюрократия) — плохой предприниматель. Общество как публичный союз не может само управлять своей собственностью. А любые общественные органы управления будут поражены теми же болезнями, что и государственные. Так кто же должен управлять общественной собственностью?

         Ответ на данный вопрос зависит от того, какое значение придается термину «управлять». Если речь идет об управлении в смысле осуществления предпринимательских или хозяйственных функций, то чиновник (государственный назначенец), как отмечает Е. Устюжанина, является далеко не лучшей из возможных кандидатур. Но это не означает, что чиновник не может выполнять функции добросовестного агента общества, в задачу которого входит организация передачи национального имущества в коммерческое управление субъектам частного сектора экономики. Если критерии выбора коммерческих управляющих, а также процедуры передачи и контроля над соблюдением коммерческими структурами условий использования национального имущества определены законом, то все, что требуется от чиновника, выполняющего функции агента, — быть законопослушным. Другой вопрос — гарантии законопослушания чиновников. Но для этого существует Уголовный кодекс.

         И последний по порядку, но не по значимости, — вопрос о проблеме распределения дохода от использования природных ресурсов.

         Поскольку общество не является коммерческой структурой и использует получаемый им доход исключительно на социальные цели, критерием оценки расходования общественного дохода является удовлетворение социально гарантированного минимума общественно признанных потребностей. А это означает, что задача распределения общественного дохода может быть описана в юридических терминах выполнения существующих общественных обязательств, то есть достаточно жестко регламентирована.

         Здесь опять-таки необходимо подчеркнуть, что обязательства общества и обязательства государства — не одно и то же. Государство как субъект права, по справедливому замечанию Е. Устюжаниной, имеет собственный источник дохода — безвозмездные налоговые изъятия, и обязательства государства, в том числе его внешние и внутренние долги, должны исполняться за счет его собственных доходов. Доходы общества от использования национального имущества — собственность всего общества в целом, и расходоваться они должны в первую очередь на нужды самого общества как публичного союза.

Основополагающий замысел

         Один из центральных вопросов, ответ на который давно хотело бы услышать наше общество: ради чего, собственно, проводятся реформы, в чем состоит их определяющий замысел? На этот вопрос есть четкий ответ. Такая идея была. Она сформировалась как раз на самом старте перестройки, в рамках крупномасштабных исследований по комплексной программе научно-технического прогресса, в которых участвовали ведущие ученые и специалисты страны. Суть ее заключалась в том, что основной диспропорцией советской экономики была названа низкая оплата труда, особенно квалифицированного, — низкая по отношению к нашей низкой производительности труда. От передовых стран наша страна отставала не только по производительности, но в еще большей степени по доле заработной платы в «цене» производительности. Статистические сравнения подтверждают, что доля прироста нашей заработной платы в приросте нашей низкой производительности труда в 2—3 раза ниже, чем у ведущих стран Запада. В подтверждение этого тезиса приведем лишь одно сравнение. На 1 доллар часовой заработной платы наш среднестатистический работник производит сегодня в 2,7 раза больше ВВП, чем среднестатистический американский работник: 4,6 доллара ВВП на 1 доллар часовой заработной платы у нас по сравнению с 1,7 доллара в США.

         Как видим, за час одинаковой работы (в сопоставимых ценах) наш работник получает примерно в 3 раза меньшую заработную плату! Это означает одно: такой эксплуатации наемного труда, как в сегодняшней России, не знает ни одна современная западная страна.

         Труднопреодолимый разрыв между нашей низкой производительностью труда и еще более низкой заработной платой возник не сейчас. Диспропорция сформировалась еще в советское время и отражала дискриминационную по отношению к человеку политику тогдашнего руководства страны. За годы экономических реформ эта диспропорция не только не была смягчена, но, наоборот, резко обострилась. Производительность за последние десять лет сократилась примерно на треть, а реальная заработная плата наемных работников упала более чем наполовину. Всей логикой развития российский наемный работник был поставлен в ситуацию постоянно усиливающейся эксплуатации труда. В ходе реформ была осуществлена либерализация всех факторов производства, кроме труда. Наша нынешняя реальная средняя заработная плата еще не достигла даже постыдно низкого советского уровня. В результате сложилась парадоксальная ситуация, когда наемному работнику приходится обменивать свою нищенскую заработную плату на продукцию и услуги, цены на которые стремительно приближаются к мировым.

         По-видимому, давно настала пора развеять стародавний стереотип, что мы, дескать, плохо живем, потому что плохо работаем. Пора признать другую истину: мы плохо работаем, потому что плохо живем! Поэтому нет и не может быть для нас более важной задачи, чем реформирование нынешней системы заработной платы. Повышение средней заработной платы до ее доли в валовом продукте западных стран (то есть примерно в 2,5—3 раза) является для нас необходимой и в то же время, как я попытаюсь показать далее, реальной мерой. Поднять оплату труда, поддержав ее подъем крупномасштабным структурным маневром по переориентации экономики на потребительский сектор и институциональные преобразования, — в этом состоял вытекавший из наших исследований главный изначальный замысел реформы. Подъем оплаты труда рассматривался тогда не как отдаленное следствие, а как ключевая предпосылка реформы. С этого и нужно было начинать.

         Как мы утверждали тогда (многие из нас, и я в их числе, стоят на той же позиции и сейчас), ликвидация диспропорции в оплате труда развязала бы многие узлы в экономике. В частности повысила бы восприимчивость к научно-техническому прогрессу. Только на этой базе сыграли бы позитивную роль меры по либерализации экономики. Такова была идея реформы, идея, фундированная научными исследованиями, в которых, кстати говоря, участвовали и многие из тех, кто оказался впоследствии на правительственных постах. К сожалению, с самого начала реформ был запущен механизм, действующий в прямо противоположном направлении. Центральная идея реформы была подменена. Первоначальный ее замысел табуирован. На любые попытки вернуться к нему был один ответ: вы хотите еще больше инфляции?

Ссылками на объективные сложности переходной экономики и тяжелое наследие социалистического прошлого правительство прикрыло свои тактические просчеты и неудачи. Но оно скрыло и куда более важные вещи. Оно скрыло, что с самого начала курс реформ вступил в разительное противоречие с первоначальным их замыслом, выношенным годами исследований отечественных ученых.

         Ясное дело, реализовать этот замысел сейчас, когда производство резко сократилось и система управления экономикой пошла вразнос, гораздо труднее. Но вернуться к нему — единственный выход. По моему убеждению, это руководящий принцип и определяющая цель ближайшей перспективы.

         Сначала следовало бы осуществить полномасштабную реформу заработной платы, а уже только после этого приступать к реформам в социальной сфере, решать вопрос о целесообразности замены социальных льгот денежными выплатами. Но никак не наоборот! При этом я считаю, что для нашей страны, для нашей экономики денежные выплаты не могут и не должны быть альтернативой таких общественно значимых благ, как образование, наука и культура. Эти блага в условиях нравственной экономики всем членам общества должны предоставляться бесплатно. Этот принцип следует рассматривать как аксиому.

Рентные платежи и освобожденный труд

         В отличие от многих других стран, основной вклад в прирост совокупного чистого дохода России вносит не труд и даже не капитал, а рента — доход от использования земли, территории страны, ее природных ресурсов, магистральных трубопроводов, средств сообщения (транспорт и современные средства связи), монопольного положения производителей важных видов продукции, пользующихся повышенным спросом на рынке. На долю ренты приходится сегодня 75 процентов общего дохода. Вклад труда в 15 раз, а капитала примерно в 4 раза меньше. Иначе говоря, почти все, чем сегодня располагает Россия, есть рента от использования ее природно-ресурсного потенциала, ее земли.

         Но сегодня рентный поток доходов в своей подавляющей части не попадает в государственную казну.

         В определяющей мере это результат действующей у нас налоговой системы.

Главной составляющей налоговых доходов (хотя это и может показаться парадоксальным) является труд, а более точно — фонд оплаты труда. Так строится у нас система бухгалтерского учета и калькулирования, исчисления налогооблагаемой базы. В результате получается, что около 70 процентов налоговых доходов у нас прямо или опосредованно связано с фондом оплаты труда. Но в то же время, как уже отмечалось, наша заработная плата является одной из самых низких в мире.