Продолжение разговора.Различие публичной политики и идеологии здравого смысла

Дудченко Виктор Петрович, член Правления СДПР (старой)

Дорогие товарищи!

Столько мне в последнее время пришлось прочитать и выслушать по поводу одного моего старого письма к нескольким товарищам, которое я еще прошлой зимой писал в тоске при неработающем интернете, пытаясь хотя бы на будущее зафиксировать картину уличных январских беспорядков в Петербурге и реакцию на них записных политиков, что отмалчиваться мне стало неприлично. За крайним исключением я обычно ничего не пишу людям, с которыми сам не знаком, поскольку не могу быть уверенным в их интересе к моему частному мнению, но тут, когда это злополучное письмо сначала подготовили к печати, а потом те же самые люди запретили его распространение (см. решение президиума 12-2005, п. 4 в НСД 17-05), я вынужден обращаться ко всем читателям НСД.

Некоторые товарищи сказали мне, что весь этот шум суть следствие случайного совпадения обстоятельств, но реакция других заставляет меня думать, что мне сильно повезло затронуть проблему, ранее незамеченную. Сам я уверен, что в любой, без исключения, общественной деятельности есть 2 стороны, связь между которыми не всегда очевидна. Одна сторона – это внешняя и организационная активность, то, что обыкновенно называется политикой. Это утвержденные резолюции, лозунги, проекты законов, участие в выборах и в коалициях в соответствии со складывающейся ситуацией, вообще всякая деятельность по государственному, партийному и иному организационному строительству. Такая работа весьма важна, поскольку обеспечивает внешнее представительство и позволяет, при желании, не провоцировать силовые конфликты с людьми, думающими иначе. Однако же вся эта политическая активность есть лишь тонкая внешняя формализованная кожура на поверхности некоторых неформальных по своей природе фундаментальных процессов, определяющих жизнь общества. Возможно, главной зацепкой в том письме оказалась демонстрация разницы между этими двумя процессами, их возможного несоответствия.

Существеннейшей для каждого человека является как раз не публичная политика, а непосредственно ощущаемые им обстоятельства и его личные чувства и мысли по этому поводу. Это потом он оглядывается вокруг (если есть такая возможность), пытается найти сотоварищей и вместе с ними сообразить, в чем дело, как дошел он до жизни такой и каким способом сообща переменить положение, но вся эта уже политическая их деятельность имеет смысл только в том случае, если каждый из них хорошо и правильно осознал свое личное положение как частного лица. Самая правильная и честная политическая деятельность не имеет никакого смысла, если она не обслуживает некоторые, может быть, даже не вполне осознаваемые стремления многих людей, возможно, никак не участвующих ни в какой политике. Политическая деятельность без обслуживания принципиально не политических, неформальных устремлений своих собственных и устремлений многих других рядовых, частных простых людей, попытки найти основания политики в самой политике, в ее постулатах и лозунгах, чреваты психическим расстройством. Занятие формальной политикой будет оправдано, если она нужна, будет тем, кто политикой не занимается. Как говорил Перфильев: «Правление не должно ставить перед партией задач, которые она не захочет или не сможет выполнить!"

Нашлись товарищи, которые решили, что я требую смены политического курса СДПР и кадровых перемен. Отнюдь, в сфере чисто политической деятельности среди организованных структур, государственных и юридических инстанций, я считаю, мы добились исключительных успехов, тут у нас все великолепно и перемены не требуются. Минюст лежит в нокдауне и не пытается подавать признаков жизни, против похитителей уставных документов СДПР может быть возбуждено уголовное преследование, а наше формальное существование подтверждено в реестре юрлиц РФ, есть известные материальные ресурсы для продолжения нашей работы, и все это в значительной степени благодаря героическим усилиям Александра Митрофановича Оболенского и непосредственно помогавших ему лиц – в немалой степени Андрея Ивановича Лумпова.

И при таких успехах на официальном поприще полный провал в неофициальных контактах с «неохваченными» людьми. Вернее, даже не провал – просто отсутствие на этом поле! Пока был жив Николай Иванович Пустоветов, в НСД публиковались его страстные письма, которые привлекли интерес сторонних, неорганизованных читателей, которые, между прочим, ничуть не глупее нас и живут не слаще, а теперь нам нечего им сказать. Не появляется в наших изданиях ни официальных, ни не официальных текстов или соображений, которые были бы интересны постороннему самостоятельному человеку с улицы, которые были бы нужны ему, которые помогли бы ему жить или хотя бы разобраться, почему жизнь вокруг так паскудна. Это не мы ему ничего такого не сообщаем, а он не признает наши сообщения для себя интересными! Конечно, относительно посторонних это мое мнение такое, но вот кто из членов СДПР в последний год 1 раз с интересом заглянул в нашу партийную программу? Покажите мне такого человека! Все и так знают, что в программе все написано правильно, ошибок нет, а потому зачем туда еще лазить.

Правильно, если бы взамен закона «О партиях» в масштабах всего государства было бы реализовано постановление совместного заседания 73 пленума нашего Правления и II Конференции МОО «СоДействие» 12.12.2004 «О первоочередных реформах в области государственной власти» (см. НСД 23/265, декабрь 2004) в части раздела 1 об избирательных законах, то мы бы имели шанс победить на честных выборах и попытаться провести в жизнь свою программу, которая так хороша, но вот представители населения почему-то не воспринимают эту перспективу с достаточным энтузиазмом. Причем я не склонен думать, что эти люди глупы, бесчувственны, и вообще «не доросли» до нашего уровня. Скорее, это глупы мы, мы не поинтересовались жизнью людей, и наша программа перестала соответствовать сложившимся реалиям.

В провале идеологической и пропагандистской работы нельзя обвинять людей, обеспечивших наш организационный и юридический успех на чисто политическом поле. Эти две задачи по жанру разные. Если для успеха политической работы (конечно, если она имеет смысл) важно соблюдение процедуры, отчетность, кадровое обеспечение, ответственность и исполнительность уполномоченных работников, то для формулирования успешной, практически применимой идеологии (придающей смысл всякой политике) это всё вещи противопоказанные. Это не новость для нас, в СДПР всегда понимали, откуда берется идеология, и умели ценить неформальные контакты. Было такое выражение: «социал-демократы узнают друг друга по запаху». Вся наша история свидетельствует, что у нас никогда не было назначаемого человека или органа, ответственного «за идеологию», как в ЦК КПСС, и, надеюсь, никогда не будет. В других организациях такое тоже случается, но, как правило, долго не длится, в результате раз начавшаяся гниль не останавливается. У нас же фактором, определяющим идеологию, становится способ, стиль взаимоотношений между всеми нами, такими разными, причем стиль открытый, не предусматривающий блокирование информации – блокираторы вылетают. Я не знаю у нас никого, кто так или иначе, не принимал бы участия в формировании стиля нашей работы, и уникальность наша в том, что у нас такое положение устойчиво, что придает исключительную устойчивость нашему сообществу.

У нас никого нельзя назначить Пустоветовым и потребовать с него исполнения задания. Живая идеология вырастает не из оргмероприятий и не из ученых трудов (книжки только подспорье!), а из первичных, не всегда осознаваемых ощущений и желаний многих людей, и нельзя забывать, что самым рациональным методом идеологического совершенствования будет проявление интереса, любопытства по отношению к окружающим людям, к их мыслям и чаяниям, и приглашение ко всем товарищам, готовым внести свою лепту, некоторым образом участвовать в общем, идеологическом процессе (кстати, подобный подход был бы совершенно неприемлем в организационно-политической деятельности).

Увы, сейчас живой идеологический процесс у нас захирел. Радуясь политическим успехам, мы как-то подзабыли, что этот процесс надо подкармливать и лелеять, что он может погибнуть с потерями информации. Один товарищ сказал мне: «технический эпизод со стиранием писем вы умудрились раздуть до размеров злонамеренной акции». Это не злонамеренная акция, хуже – это ошибка! Ошибка, свидетельствующая о нашем недостаточном любопытстве к происходящему вокруг нас. Тут нельзя обвинять человека, нажавшего кнопку «del», он выполнял свою работу по обслуживанию компьютера, наказывать тут некого и нечего исправлять. Скорее я был виноват в том, что, зная про эти письма, вовремя не догадался скатать их себе на проверку относительно вирусов и содержательных сообщений. Самое прискорбное – эта ошибка безосновательна, случайна! Если вы обратитесь к документам практически всех претендующих на политическую деятельность организаций, то все они, если не объявляют прямо всех других людей неразумными чадами и болотом, то уж несмотря ни на какой плюрализм обязательно рвутся вести, представлять, определять, руководить, подтягивать, воспитывать и т. д. Прав был Черномырдин, у нас какую партию не делай, всё КПСС получается.

На этом фоне мы – редчайшее исключение! Нам повезло, мы до сих пор умудрились не включить в свои материалы ничего оскорбительного для простого, не занимающегося политикой человека. Это пусть господа из КПРФ, или лимоновцы, или либералы «подтягивают и воспитывают», мы же, я думаю, умеем уважать людей, уважать даже тех, кто не ходит на партийные собрания.

Более того, в декабре 2001 года, в тяжелое время, на 10 съезде нам удалось принять решение, которое честно определяет основание всякой политической деятельности вообще и выводит нас (если мы обратим на него внимание) из-под опасности всякой манипуляции и провокаций и открывает перед нами возможности, которых нет больше нигде ни у кого. Если вы помните, было решено, что мы будем продолжать свою деятельность вне зависимости от исхода тяжбы о регистрации, от параметров ожидаемых законов о партиях, об избирательных процедурах и так далее. Что это значит? Обратите внимание, это очень важно. Наше решение 2001 года поставило под сомнение правильность (правомерность) вообще политического устройства самого по себе, со всеми его законами и прочими причиндалами, оно декларировало вторичность государства, вообще всей политики и всего, с нею связанного, по отношению к чувствам, мыслям, желаниям, отношениям и делам людей.

Уж если мы собрались делать свое дело «несмотря ни на что», то, стало быть, основание этого дела нашли вне тех обстоятельств, на которые мы не обращаем внимания. Это обрушивает основания государства и права, поскольку лишает их самоценности: они могут быть годны, но только «постольку, поскольку».

Это радикальнейший вывод, подобные примеры в истории человечества единичны, тут мы идем вслед решениям Петросовета 1917 года до октябрьского переворота большевиков. Неявно здесь просматривается то таинственное иное основание, на которое мы решили опираться в своем деле, основание, которое не зависит от внешних обстоятельств, навязываемых государством, собственностью, кабальными обязательствами, вооруженной или иной силой. Иногда это основание называют свободой совести. Фактически это есть объявление нашего намерения самим определять свою мораль и считать хорошим то, что нам кажется хорошим и добрым, считать дурным то, что нам представляется таковым, и сообразно своему разумению следовать тому, что мы сами сочтем верным, и никого не обманывать! Честно говоря, на мой взгляд, это как раз то, та идеология, что нужна сейчас всему нашему громадному страдающему большинству (как это было в гимне Российской республики 17 года: «мы пришли к нашим страждущим братьям!»), то, что может быть фундаментом разумной и успешной политической деятельности. Мы можем гордиться такими решениями!

К сожалению, до сих пор нельзя сказать, что мы в полной мере им следуем. Наши публикации, как правило, остаются в рамках некоторой политкорректности, уважения к закону как таковому, но это уважение не прибавляет нам популярности. Это понятно, политика не идентична идеологии. Хотя наши честные политические успехи корректны и строго легитимны, но политическая деятельность в стране стараниями правящих верхов дискредитирована в целом и испорчена вконец как жанр. Политические успехи на поверхности не означают идеологического признания. Из уст вполне уравновешенных и не склонных к какому-либо экстремизму, но на практике столкнувшихся с реформами граждан уже можно услышать такие новые слова: «да будьте вы, все прокляты с вашими законами!», а мы пока говорим слова старые, не пытаемся объяснить перемены, не пытаемся понять, какие должны быть у законов новые основания, чтобы эти законы больше не заслуживали людских проклятий. Предложенный А. М. Оболенским «Алгоритм реализации проекта альтернативного законодательства», несмотря на внесенную в него на президиуме нулевую главку, тоже исходит из предположения о мирном и благополучном течении всех наших политических процессов, что совсем не очевидно, из незыблемости законотворческой традиции (законодатель вот сделает для вас хорошие законы, а вы им следуйте!). Не ставится в НСД вопрос об основаниях законов и о необходимости увязать эти основания не с нуждами административного строительства или с обычаем, а с первичными представлениями о том, что есть хорошо и что – плохо в отношениях между людьми еще до того, как написаны законы.

А вопрос этот становится в обществе всё более животрепещущим, он лезет из всех щелей. Вот письмо читателя (не в НСД), подписанное псевдонимом в стиле латинос, всего с одной ошибкой и одной неясностью, впрочем, учитывая, что автору, по моим данным, всего восемнадцать годков, это вполне простительно. Я хочу целиком предложить это письмо вашему вниманию:

Так нельзя!

Нет, так жить нельзя. Я понял это, наконец, достаточно основательно. Снова и снова зарабатывать деньги только лишь затем, чтобы потратить их все разом, или мучительно растягивать это сомнительное удовольствие до следующей зарплаты. И такой будет вся моя жизнь, и ради этого я рожден, зарабатывать и тратить? Как это мерзко и тошно! Окружающий меня мир предлагает только одну перспективу – зарабатывать много или мало, и соответственно тратить и иметь много или мало, это мир количества. Это всё, предел, за ним, за пределом ничего нет, альтернатива исключена, альтернатива – это уже выход за рамки общественного одобрения, почти экстремизм. А ведь я еще только учусь, я зажат между третьим и четвертым курсом, как деталь в тисках токарного станка, как шестеренка, предназначенная быть встроенной в этот тотальный механизм товарооборота. А, выучившись, я буду зажат между 9 и 18 часами, я буду нанизан на иголку установленных для всех правил, и меня начнут крутить со всех сторон – дом, работа, семья, начальство, выплаты по кредиту, зарплата, мебель, машина… Все! Все! Больше ничего и никогда я не увижу. И именно на эту весьма сомнительную перспективу я сейчас корячусь, выкраивая время между лекциями для работы. От осознания всего душит жуткая безысходность. Безысходность такого существования, в частности, заключается и в том, что денег едва хватает лишь на съем жилья и на покупку продуктов, и большинство моих сокурсников с периферии так и живут. Точнее, они живут в общагах и тешат себя мыслью о том, что, получив диплом, они автоматически заимеют перспективную работу, пусть им и придется какое-то время снимать угол и перебиваться на китайской лапше. И там, в почти нереальной дали через пять или десять лет призрачным светом замаячит своя родная двухкомнатная железобетонная коробка, которую на протяжении оставшейся жизни станут любовно обставлять атрибутами полноправного обывателя. Где-то в начале этого изнурительного пути будут встречи банок с вареньем от родни на Казанском вокзале, и полусырая, скользкая картошка на сковороде, густо смешанная с вонью вареных простыней и полотенец в душной прокуренной общаговской кухне. Будут полудикие, свинские пьянки, салат «оливье», размазанный по столу среди пустых бутылок из-под шампанского, валяющиеся тела тридцатилетних студентов со старческими лицами, блевотина в коридорах и кучи скорчившихся окурков. Новый год. Затем, возможно, в той же банальной общаге, а возможно, в снимаемой коммуналке – не менее дикая свадьба, до боли напоминающая заурядные запойные выходные. Чуть позже скучные сцены ревности, раскалывающаяся по утру голова, душные вагоны метро или мерзлые угловатые электрички. В редкие выходные после похода по магазинам ты будешь смотреть сквозь замерзшее окно, заклеенное ватой, за которым серый унылый пейзаж, возможно дымящиеся трубы или мрачные коробки спальных районов. Из стремительно сужающего жизнь круга семейных интересов ты будешь пытаться вырваться к друзьям. Потом ты поймешь, что с друзьями у тебя настал кризис жанра, все былые воспоминания затерты до дыр, на кухне пахнет подгоревшей манной кашей, а ты уже лишний здесь. Это будет концом, в твоей жизни больше уже ничего не произойдет, кроме вялотекущей обыденности. Ты будешь приобретать телевизоры, обои, кухонные гарнитуры, раздвижные стенки и кресла. Это заполнит всего тебя, ты станешь зарабатывать и тратить. Все твои желания и устремления будут сведены к накоплению бытовых благ и их усовершенствованию. Затем дети пойдут в школу и круг замкнется. Ты передашь свой «драгоценный» опыт следующему поколению и старую, истершуюся шестеренку вынут и положат догнивать на период между пенсией и смертью. Нет, так быть не должно! Этот мир – верх абсурда и бессмысленности. Человек, обреченный умереть, не должен, не может перерабатывать и поглощать материю, превращая все вокруг в дерьмо, макулатуру и ржавый лом, тратя на это бесчисленные усилия и годы единственной жизни. Эта система настолько нелепа, что так и не терпится разбить ее прожорливый, тупой механизм. Так жить нельзя, неправильно, просто неправильно, кощунственно даже вот так убивать себя. Трико и домашние тапочки, шкафы, подержанные иномарки и новая плитка в ванной комнате – все это должно быть уничтожено. Наш мир мне видится другим, он должен быть суровым и героическим, в нем будет много свежего воздуха и свободы. Никаких душных офисов и ежедневной толкучки в транспорте, никакой рутины и мещанства – всех этих мягких подстилочек под задницы, пыльных пуфиков. Торгаши станут последними людьми, в них станут плевать и насмехаться над их убожеством. Наш мир будет полной противоположностью существующему. Нам нужна цивилизация тигров, а не свиней и послушных баранов. Нам нужна подлинная свобода, а не свобода в выборе ассортимента в супермаркете. К чертям этот мир, – мы должны разрушить его и построить свой!

Убедительно?

Неясно правда, надо ли крушить плитку в ванной, и на обмен продуктами труда он зря нападает, вполне индивидуальное натуральное хозяйство может вести только зверь в лесу, поэтому не надо тут ругаться, а так – может позавидовать другой взрослый публицист.

Возможно, молодой человек думает, что предъявляет политические требования, но в рамках политических процессов это всё пустой звук, эмоция, пушечное мясо. Он ясно понимает, что плохо в нашем обществе, от чего следует оттолкнуться. Он посягает не на политическое заявление, а на основания самой политики, на построение новой идеологии и новой морали. Увы, он пока еще не знает, как это сделать, как придти к основам нового права, каким должно стать политическое устройство, и этим пользуются политические деятели, как правило, самого экстремистского толка. Впрочем, они почти все у нас с большевистской безапелляционностью, настоящих буйных много. Эти деятели (перечислять слишком долго) стараются, чтобы никто не догадался, что гнусный абсурд обманом вставлен на место рационального понимания, что политическая работа не даст новых результатов без новой идеологии, стараются, чтобы остался лишь эмоциональный порыв, который они могли бы канализировать в удобную для себя сторону. Они собирают всю эту боль людскую, чтобы вполне по правилам (по старым правилам!) утилизировать ее в наличной политической машине: либо вылезти на их мокрых спинах, или же сжечь их в ближайшей бойне для устрашения. Вот и это письмо было напечатано на последней странице одной газетки, а на первой была передовица, подписанная уже «Член ЦК», в которой ничего не было про аморальность окружающего мира, про основы идеологии и новое понимание, а было про стремление к власти, про то, как организовать на нее давление, чтобы свою силу нарастить, про привлечение «пресловутого обывателя» и о мерах против распыления кадрового состава и текучки. Они хотят сами в партийных рамках пасти свою паству. Опять КПСС! Я уже писал про это прошлой зимой, вожди на все согласны ради своего участия в иерархии.

Перед нами благодатное и непаханое поле понятийного и идеологического поиска, которое никто не хочет трогать из-за страха, и которое испокон веку, с самого начала, со старых времен было нашей вотчиной и кормилицей. Наш организационный и политический успех дает нам возможность снова выйти на это поле. У нас сейчас есть все основания к тому, чтобы попытаться показать товарищам, как отказаться от абсурда, как могут быть изменены основы законов, как они не в наследство от старого мира достаются, и не в результате разбоя тупой и жадной швали, а могут быть сделаны «по уму». Показать, как может быть изменена природа того, что принято называть «властью» – у нас уже наши собственные решения по этому поводу есть. И заметьте, нигде, ни в одном живом объекте, вообще нигде, кроме как в плохо устроенном человеческом обществе, нет структур, у которых можно было бы выделить такую функцию (принятие «властных» решений, не считающихся с иными мотивами), и среди людей эта функция еще никому и никогда счастья не приносила.

Надо для этого совсем немного, не нужны поручения и ответственные, надо просто решиться на это, не побояться понять, нужна готовность услышать ответ, которого пока никто не произносил. Потом надо помочь сильно сократившемуся с 80-х годов информационному обмену между нашими людьми (не между организациями, а именно между людьми – идеология не в органах вырабатывается) и снять с такого публичного обмена всякие ограничения. Под личную ответственность, у нас все люди грамотные, сразу догадаются, кто, чем дышит, и будет каждому по делам его. Может быть, оставить ограничение по объему, чтобы самые продуктивные других не давили. Самые первые вопросы уже носятся в воздухе, это о методах продвижения к желаемому будущему, о влиянии каждого человека на принятие решений, о перспективах существующей системы и ее отношения к населению, о способах управления тем, что принято называть собственностью, но что сначала было просто овеществленным трудом, об адекватности представительства в рамках парламентской системы, о связи национальных культур и территорий (а есть ли такая связь?), что такое судебное решение – истина или мнение группы лиц или некоторого общества и что из этого следует, в каких отношениях находятся коллективные решения и индивидуальные (свобода, или воля личности и коллективная ответственность), и много других вопросов.За каждым из них встают другие, и все они как-то связаны, но заранее узнать, каким ответом ответить на все вопросы сразу – невозможно. Понять, каков будет этот честный ответ, и произнести его, сейчас, наверно, важнее, чем выиграть все выборы вместе взятые, они и так уже всем обрыдли.

Хорошо бы на ближайшем пленуме Правления выделить отдельный пункт повестки: «выполнение решений 10 съезда и идеологическая работа среди неохваченного населения», что-нибудь вроде этого.

Виноват, получилось слишком длинно, но я боялся, что если я скажу только, что хорошо бы кроме высокой политики заняться примитивной идеологией, что стремление к власти (или наоборот, стремление ее поколебать) вовсе не равнозначно стремлению помочь людям, что в коридорах власти не найти ответа на простой вопрос: «а зачем?» – то это будет непонятно.

23.11.2005г.