Поскольку возникла тема марксистского метода (неиспользование диалектики для прогнозов), то я посчитал нужным взять произвольную работу Маркса и посмотреть – как этот принцип в ней выдерживается. Вот у меня с советских времен лежит политиздатовская брошюрка (Маркс К. Гражданская война во Франции. М.: Политиздат, 1984. 111 с.), которую удобно так использовать – гораздо лучше читать тоненькую книжку, чем огромный том сочинений, не говоря уже об экране компьютера. Таким образом у нас получатся заметки на полях этой брошюрки. В качестве ссылок будут указываться страницы из собрания сочинений: у Энгельса (22 том) с пометкой Э – Энгельс, а у Маркса (17 том) – просто страницы. Вот точные ссылки по собранию сочинений:
            Энгельс Ф. Введение к работе К. Маркса «Гражданская война во Франции» // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т.22. с.189-201.
            Маркс К. Гражданская война во Франции // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.17.
                                    Первое воззвание – с.1-5.
                                    Второе воззвание – с.274-281.
                                    Гражданская война – с.321-366.

Предисловие Энгельса

Сделаем краткий конспект предисловия Энгельса: «оба эти воззвания, тоже написанные Марксом, являются не менее, чем «Гражданская война», выдающимися образцами удивительного, впервые проявившегося в «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта» дара автора верно схватывать характер, значение и необходимые последствия крупных исторических событий в то время, когда эти события еще только разыгрываются перед нашими глазами или только что свершились» (Э. с.189.). Как видите, Энгельс отмечает “последствия крупных исторических событий”, то есть как раз предсказания, что нам и нужно.

«Разве не оправдалось предсказание первого воззвания, что если оборонительная война Германии против Луи Бонапарта выродится в завоевательную войну против французского народа, то все те несчастья, которые постигли Германию после так называемой освободительной войны, обрушатся на нее снова с еще большей силой? Разве не пережили мы после этого целых двадцать лет бисмарковского господства, а вместо преследований демагогов - исключительный закон и травлю социалистов с тем же полицейским произволом и буквально с тем же возмутительнейшим толкованием закона» (Э. с.189-190). Как видите, Энгельс говорит не только о предсказаниях, но о сбывшихся предсказаниях.

«И разве не буквально оправдалось предсказание, что аннексия Эльзас-Лотарингии «бросит Францию в объятия России» и что после этой аннексии Германия должна будет либо открыто стать лакеем России, либо после короткой передышки начать готовиться к новой войне, а именно к “войне расовой, к войне против объединенных славянской и романской рас”? Разве аннексия французских провинций не бросила Францию в объятия России?» (Э. С.190). Здесь говорится о военном союзе Франция-Россия (Антанте) и дается прогноз Первой мировой войны. Вот в следующем абзаце дается ещё более конкретный прогноз этой войны.

«Разве Бисмарк не домогался тщетно целых двадцать лет благоволения царя и не прислуживал ему еще более раболепно, чем это обычно делала, припадая к стопам «святой Руси», маленькая Пруссия, до того как она стала “первой великой европейской державой”? И разве не висит постоянно над нашими головами дамоклов меч войны, которая в первый же день развеет в прах все скрепленные протоколами союзы государей, войны, относительно которой не известно ничего определенного, кроме абсолютной неопределенности ее исхода, войны расовой, которая отдаст всю Европу на поток и разграбление пятнадцати или двадцати миллионам вооруженных солдат и которая еще не разразилась только потому, что абсолютная невозможность предвидеть ее конечные результаты внушает страх даже самому сильному из крупных военных государств?» (Э. с.190).

«30 мая, Маркс прочел Генеральному Совету свое произведение, в котором историческое значение Парижской Коммуны было обрисовано краткими, сильными штрихами, но с такой меткостью и - главное - верностью, каких никогда не достигала вся последующая обширная литература по этому вопросу. /…/ с 1789 г. в Париже за последние пятьдесят лет сложилось такое положение, что каждая вспыхивавшая в нем революция не могла не принимать пролетарского характера, а именно: оплатив победу своей кровью, пролетариат выступал после победы с собственными требованиями. Эти требования бывали более или менее туманными и даже путанными, в зависимости каждый раз от степени развития парижских рабочих; но все они в конце концов сводились к уничтожению классовой противоположности между капиталистами и рабочими. Как оно должно произойти, - этого, правда, не знали. Но уже самое требование, при всей его неопределенности, заключало в себе опасность для существующего общественного строя; рабочие, предъявлявшие это требование, бывали еще вооружены; поэтому для буржуа, находившихся у государственного кормила, первой заповедью было разоружение рабочих. Отсюда - после каждой завоеванной рабочими революции - новая борьба, которая оканчивается поражением рабочих» (Э. с.190-191). Здесь говорится об уничтожении классов, но тут это не прогноз, а констатация, что такое требование выдвигали рабочие.

И далее Энгельс описывает историю борьбы рабочего класса во Франции. «начиная с 18 марта, стал резко и решительно проявляться чисто классовый характер парижского движения, отступавший до тех пор на задний план вследствие борьбы против вражеского вторжения» (Э. с.195). Здесь опять не прогноз, а констатация.

«в 1871 г. крупная промышленность уже настолько перестала быть исключением даже в Париже, этом центре художественного ремесла, что самый важный декрет Коммуны предписывал организацию крупной промышленности, и даже мануфактур, которая не только основывалась на рабочих ассоциациях, создаваемых на каждой отдельной фабрике, но и должна была объединить все эти товарищества в один большой союз; короче говоря, такая организация, как совершенно правильно замечает Маркс в «Гражданской войне», в конечном счете должна была вести к коммунизму, то есть к тому, что прямо противоположно учению Прудона. Вот почему Коммуна была в то же время могилой прудоновской социалистической школы. Эта школа теперь исчезла из среды французских рабочих; здесь теперь безраздельно господствует теория Маркса, причем среди «поссибилистов» не в меньшей мере, чем среди «марксистов». Только в кругах «радикальной» буржуазии встречаются еще прудонисты» (Э. с.198).
Тут утверждение, что организация должна вести к коммунизму. Но доказательства данного утверждения нет.

«что рабочий класс, дабы не потерять снова своего только что завоеванного господства, должен, с одной стороны, устранить всю старую, доселе употреблявшуюся против него, машину угнетения, а с другой стороны, должен обеспечить себя против своих собственных депутатов и чиновников, объявляя их всех, без всякого исключения, сменяемыми в любое время. В чем состояла характерная особенность прежнего государства? Первоначально общество путем простого разделения труда создало себе особые органы для защиты своих общих интересов. Но со временем эти органы, и главный из них - государственная власть, служа своим особым интересам, из слуг общества превратились в его повелителей. /…/ Именно в Америке лучше всего можно видеть, как развивается это обособление государственной власти от общества, для которого она первоначально должна была служить только орудием» (Э. с.199). Утверждение необходимости слома старого государства и контроля деятельности вновь создаваемого государства. Ссылка на Америку, где государство от общества обособилось.

«Против этого неизбежного во всех существовавших до сих пор государствах превращения государства и органов государства из слуг общества в господ над обществом Коммуна применила два безошибочных средства. Во-первых, она назначала на все должности, по управлению, по суду, по народному просвещению, лиц, выбранных всеобщим избирательным правом, и притом ввела право отзывать этих выборных в любое время по решению их избирателей. А во-вторых, она платила всем должностным лицам, как высшим, так и низшим, лишь такую плату, которую получали другие рабочие. Самое высокое жалованье, которое вообще платила Коммуна, было 6000 франков. Таким образом была создана надежная помеха погоне за местечками и карьеризму. /…/. Этот взрыв старой государственной власти и ее замена новой, поистине демократической, подробно описаны в третьем отделе “Гражданской войны”» (Э. с.200). Описаны меры, направленные на жесткий контроль за государством, и утверждается, что создана надёжная помеха карьеризму.

Легко заметить, что Энгельс, хотя и делает тут некоторые прогнозы, не применяет диалектику для их обоснования. Но сами прогнозы недостаточно обоснованны. Так говорить о «надежной помехе карьеризму» неосновательно. Карьеризм не возникает сразу же после революции. Чтобы он развился, сначала надо победить в революции и последующей гражданской войне. И вот уже только после того, как власть будет взята прочно – настанет черед карьеризма. Сколько времени продержалась Коммуна? Её опыт никак не показателен для утверждения об отсутствии карьеризма. Так в России вопрос о комчванстве и соотношении партийных верхов и низов встал только после победы в Гражданской войне. Ленин в своих последних работах указывал на серьезную опасность бюрократизма. Партмаксимум хотя и вводился на волне революционного энтузиазма, но был впоследствии отменен, а явление блата значительно раздражало общественное сознание в СССР и было одной из причин Перестройки.

Первое воззвание

Перейдем теперь к Первому воззванию. Вполне ясно видны три прогноза.

«Чем бы ни кончилась война Луи Бонапарта с Пруссией, - похоронный звон по Второй империи уже прозвучал в Париже. Вторая империя кончится тем же, чем началась: жалкой пародией. Но не надо забывать, что именно правительства и господствующие классы Европы дали возможность Луи Бонапарту в течение восемнадцати лет разыгрывать жестокий фарс реставрированной империи» (с.3).

«Если немецкий рабочий класс допустит, чтобы данная война потеряла свой чисто оборонительный характер и выродилась в войну против французского народа, - тогда и победа и поражение будут одинаково гибельны. Все те несчастья, которые постигли Германию после так называемой освободительной войны, обрушатся на нее снова с еще большей жестокостью» (с.4).

«Хотя немцы и могут с полным правом рассчитывать на симпатии в своей оборонительной войне против бонапартистского нападения, - они потеряют эти симпатии сейчас же, как только допустят, чтобы прусское правительство призвало на помощь или хотя бы только приняло помощь казаков. Пусть они припомнят, что Германия после своей освободительной войны против Наполеона I целые десятилетия лежала распростертой у ног царя» (с.5).

Все три прогноза сделаны без применения диалектики. В первом случае это даже не прогноз, сколько констатация факта, что Империя Бонапарта рухнула. Второй и третий прогнозы сделаны по аналогии – если ранее был такой-то результат, то сейчас в сходных условиях получится такой же.

Второе воззвание

Перейдем ко Второму воззванию. В основном идет констатация сложившегося положения и призывы по поводу тактической политики. Предсказаний только два:

«Точно так же как в 1865 г. Луи Бонапарт обменялся обещаниями с Бисмарком, - так в 1870 г. Горчаков обменялся обещаниями с Бисмарком. Точно так же как Луи Бонапарт льстил себя надеждой, что война 1866 г., истощив силы обеих сторон - Австрии и Пруссии, - сделает его вершителем судеб Германии, так Александр льстил себя надеждой, что война 1870 г., истощив силы Германии и Франции, даст ему возможность стать вершителем судеб всей Западной Европы. Точно так же, как Вторая империя считала невозможным свое существование рядом с существованием Северогерманского союза, так самодержавная Россия должна чувствовать для себя опасность со стороны Германской империи с Пруссией во главе. /…/ Преобладающее влияние царя на Европу коренится в его традиционном верховенстве над Германией. В тот момент, когда в самой России вулканические социальные силы грозят потрясти самые основы самодержавия, может ли царь допустить такую потерю своего престижа вне страны? Московитские газеты заговорили уже тем языком, которым говаривали бонапартистские газеты после войны 1866 года. Неужели тевтонские патриоты действительно думают, что свобода и мир для Германии будут обеспечены, если они принудят Францию броситься в объятия России? Если военное счастье, опьянение своими успехами и династические интриги толкнут Германию на путь грабительского присвоения французских областей, для нее останутся только два пути: либо она должна во что бы то ни стало сделаться явным орудием русской завоевательной политики, либо она должна после короткой передышки начать готовиться к другой «оборонительной» войне, но не к одной из тех, вновь изобретенных «локализованных» войн, а к войне расовой, к войне против объединенных славянской и романской рас» (с.278-279).

Оба предсказания снова сделаны без применения диалектики. Одно из них, как и в первом воззвании, сделано по аналогии, а второе – обычная экстраполяция. Объединение Франции с Россией (Антанта) вполне может привести к крупной войне – тем более, когда к Антанте присоединится Англия. В принципе, это предсказание Первой мировой войны.

Гражданская война во Франции

«Коммуна образовалась из выбранных всеобщим избирательным правом по различным округам Парижа городских гласных. Они были ответственны и в любое время сменяемы. Большинство их состояло, само собой разумеется, из рабочих или признанных представителей рабочего класса. Коммуна должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы. Полиция, до сих пор бывшая орудием центрального правительства, была немедленно лишена всех своих политических функций и превращена в ответственный орган Коммуны, сменяемый в любое время. То же самое - чиновники всех остальных отраслей управления. Начиная с членов Коммуны, сверху донизу, общественная служба должна была исполняться за заработную плату рабочего. Всякие привилегии и выдачи денег на представительство высшим государственным чинам исчезли вместе с этими чинами. Общественные должности перестали быть частной собственностью ставленников центрального правительства. Не только городское управление, но и вся инициатива, принадлежавшая доселе государству, перешла к Коммуне» (с.342-343). Приведенный отрывок по форме предсказанием не является, но он часто использовался в последующих работах как модель, по которой должно строиться функционирование рабочего государства. Если посчитать, что большевики попытались реализовать эту модель, то надо констатировать, что данное предсказание полностью провалилось – эту модель реализовать не удалось. Утверждение же о рабочей, а не парламентарной корпорации полностью отрицает принцип разделения властей, то есть механизма контроля общества за государством, что показывает плохое осмысление диалектики государства.

«Ее настоящей тайной было вот что: она была, по сути дела, правительством рабочего класса, результатом борьбы производительного класса против класса присваивающего; она была открытой, наконец, политической формой, при которой могло совершиться экономическое освобождение труда. /…/ Политическое господство производителей не может существовать одновременно с увековечением их социального рабства. Коммуна должна была поэтому служить орудием ниспровержения тех экономических устоев, на которых зиждется самое существование классов, а следовательно, и классовое господство. С освобождением труда все станут рабочими, и производительный труд перестанет быть принадлежностью известного класса» (с.346). Здесь предсказывается, что в результате пролетарской революции произойдёт переход к бесклассовому обществу. Полное доказательство данного утверждения не приводится, видимо, Маркс считал, что это доказательство было дано ранее – в работах «Святое семейство», «Немецкая идеология» и «Нищета философии». Стоит подчеркнуть, что это доказательство было диалектическим, в рамках еще гегелевской диалектики. Марксистскую диалектику (принцип неприменения диалектики для доказательств) Маркс разработал позднее.

«Но ведь это коммунизм, «невозможный» коммунизм! Однако те представители господствующих классов, - и их не мало, - которые достаточно умны, чтобы понять, что настоящая система не может долго существовать, стали назойливыми и крикливыми апостолами кооперативного производства. А если кооперативное производство не должно оставаться пустым звуком или обманом, если оно должно вытеснить капиталистическую систему, если объединенные кооперативные товарищества организуют национальное производство по общему плану, взяв тем самым руководство им в свои руки и прекратив постоянную анархию и периодические конвульсии, неизбежные при капиталистическом производстве, - не будет ли это, спрашиваем мы вас, милостивые государи, коммунизмом, «возможным» коммунизмом?» (с.346-347). Очень интересные слова. В этой работе тут не столько прогноз, сколько констатация сбывшегося прогноза. То, что система Laisses-faire является причиной кризисов перепроизводства, а потому общество будет вынуждено перейти к обобществлению капиталов и регулированию производства, было сделано в упоминавшихся в предыдущем абзаце работах Маркса как диалектическое предсказание и повторено в Принципах коммунизма Ф.Энгельса. Предсказание блестяще сбылось. Но оно опять-таки сделано в логике диалектики Гегеля.

«Во всякой революции, наряду с ее истинными представителями, выдвигаются люди другого покроя. Таковы, с одной стороны, участники и суеверные поклонники прежних революций, не понимающие смысла настоящего движения, но еще сохраняющие влияние на народ вследствие своей всем известной честности и своего мужества или просто в силу традиций; таковы, с другой стороны, простые крикуны, из года в год повторяющие стереотипные декламации против существующих правительств и приобретающие поэтому репутацию революционеров высшей пробы. Такие люди появились и после 18 марта и им случалось иногда играть видную роль. Насколько было в их силах, они задерживали истинное движение рабочего класса, так же как раньше люди такого сорта мешали полному развитию всех прежних революций. Они - неизбежное зло: со временем от них отделываются» (с.352). Любопытное замечание. Диалектического обоснования этого утверждения не видно, но то, что оно полностью верно, мы и сами имели случаи неоднократно убеждаться.

«После троицына дня 1871 г. не может уже быть ни мира, ни перемирия между французскими рабочими и присвоителями продукта их труда. Железная рука наемной солдатни может быть и придавит на время оба эти класса, но борьба их неизбежно снова возгорится и будет разгораться все сильнее, и не может быть никакого сомнения в том, кто, в конце концов, останется победителем: немногие ли присвоители или огромное большинство трудящихся. А французские рабочие являются лишь авангардом всего современного пролетариата» (с.365). Здесь опять не столько прогноз, сколько констатация собственной политики. Для Маркса не составляло труда предсказать, что борьба снова неизбежно возгорится, поскольку он сам в ней участвовал и её разжигал. Никакой диалектики для такого предсказания не требуется. Точно также утверждение, что в этой борьбе победит Маркс (и то движение, в котором он участвует), а не его противники, не является строго говоря прогнозом, а является политической декларацией.

Заключение

Мы рассмотрели одну довольно популярную работу Маркса на предмет заключенных в ней прогнозов. И дополнительно – насколько соблюдается принцип Маркса неиспользования диалектики для прогнозов.

В большинстве прогнозов на самом деле этот принцип соблюдается. Но для двух прогнозов из этой работы принцип не соблюдается.

Это, во-первых, прогноз необходимого обобществления промышленности. На момент выдвижения данного прогноза это было чисто диалектическое предсказание. Но ко времени Коммуны этот прогноз уже начал сбываться, то есть Маркс уже мог говорить, что он из логики гегелевской диалектики перешел в логику марксистской диалектики.

Во-вторых, это прогноз упразднения классов в случае взятия власти пролетариатом. Этот прогноз в свое время был сделан в логике гегелевской диалектики. Более того, и на сегодня этот прогноз может быть обоснован только в логике гегелевской диалектики, но никак не в логике марксистской диалектики – поскольку никаких эмпирических подтверждений данного утверждения на сегодня просто нет.