Введение

Эта статья написана на основе доклада на семинаре каф. Истории древнего мира. Впоследствии (в сентябре) к этой статье были сделаны некоторые дополнительные замечания.

Идея этого доклада возникла как необходимость изложить некоторые соображения по поводу азиатского способа производства. Такую формацию ввел Карл Маркс в 1859 году, однако впоследствии она была объединена с античным способом производства в рамках рабовладельческой формации. И хотя для раннединастического периода истории Месопотамии (и последующих периодов) это полностью оправданно, но протописьменный период, как представляется, должен быть выведен в отдельную формацию. Между этими формациями лежит период феодальной революции.

Отсутствие достаточного количества письменных источников с трудом позволяет привести объемную аргументацию данного утверждения. Тем не менее необходимость корректировки общей схемы исторического прогресса имеется, но для этого нужно рассмотреть формационную теорию в целом.

Разработка формационной теории

Начало разработке формационной теории положили Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Еще в «Немецкой идеологии» (1846 г.) они ввели понятие «производительная сила»: «Определённый способ производства или определённая промышленная ступень /…/ есть «производительная сила» /…/ совокупность доступных людям производительных сил обусловливает общественное состояние» [45, с.28.]. Там же они ввели понятие ступеней в общественном развитии, связанных с различными формами собственности, и перечисляются эти формы собственности: племенная, античная, феодальная, буржуазная, а как итог развития человеческой цивилизации, возникает коммунизм [45, с.20, 21, 22, 34, 55-57.]. Здесь мы имеем диалектическое преобразование, когда в результате развития сначала возникает «отчуждение», а затем отчуждение преодолевается, и развитие приходит к коммунизму. Если подойти к этой работе с позиции более поздней формационной теории, теории, которая еще только должна была быть разработана, то можно выделить два момента:

1. явно указаны пять общественно-экономических формаций: первобытная, античная, феодальная, капиталистическая и коммунистическая;

2. вводится Большая Диалектическая Триада марксизма (БДТ), где за тезис берется первобытное общество (отчуждения еще нет), за антитезис берется возникновение явления отчуждения, а синтез возникает уже при коммунизме в результате снятия отчуждения.

Это было начало разработки общей теории, а вот уже ее прикладное применение. В следующем 47 году Энгельс пишет «Принципы коммунизма» [55], а в феврале 1848 они публикуют «Манифест коммунистической партии» [43], где на основе идей, высказанных в «Немецкой идеологии», предсказывается революция, которой надлежит разразиться в самое ближайшее время и привести к обобществлению собственности (становлению коммунизма). В том же году предсказанная революция происходит, но победы достичь не удается.

Выделим важные моменты:

1. Энгельс вводит Узкую Диалектическую Триаду (УДТ), рассмотрение исторического процесса начинается с мануфактурного и ремесленного производства (тезис), отрицается фабричным производством (антитезис), в результате доказывается необходимость (и неизбежность) обобществления производства, что равнозначно коммунизму.

2. Энгельс вводит новый принцип – революция в базисе вызывает революцию в надстройке, пролетариат и другие явления возникают в результате промышленной революции. Общая причинная зависимость надстройки от базиса декларировалась и ранее, но жесткая связь (базисная революция – надстроечная революция) вводится впервые [55, с.322.].

3. В Манифесте Маркс-Энгельс частично возвращаются к БДТ, описание исторического процесса начинается с античности, указывается, что «буржуазия сама является продуктом /…/ ряда переворотов» [43, с.426.], т.е. фактически высказывается мысль, что диалектических триад может быть несколько, но говоря конкретно о буржуазии Маркс-Энгельс указывают, что «средства производства и обмена, на основе которых сложилась буржуазия, были созданы в феодальном обществе»
   [43, с.429.], то есть они вводят Малую Диалектическую Триаду (МДТ), где тезисом является феодализм (феодализм – тезис, буржуазия – антитезис).

4. Введенный Энгельсом новый принцип (революция в базисе – революция в надстройке) в «Манифесте» в явном виде не повторяется.

5. Также отсутствует полный перечень общественных формаций, но это вполне объясняется конкретно-прикладным назначением текстов.

Очевидно, что имевшийся в то время исторический материал был ограничен, как позднее по сходному поводу напишет Энгельс: «в 1847 г. предыстория общества /…/ почти совсем еще не была известна» [43, с.424.]. Это потребовало дополнительно изучить исторический материал, в результате Маркс внес изменения в перечень формаций: «в общих чертах азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической и общественной формации» [41, с.7.]. Как видите, в 1859 году Маркс добавляет в перечень формаций азиатский способ производства и подчеркивает последовательно-прогрессивный характер исторического процесса. Такой характер исторического процесса Маркс подтвердит в 1867 году, буквально повторив эту цитату [42, c.7.] – убрана только буква «и» между «экономической» и «общественной». Соответственно появляется «экономическая общественная формация» впоследствии превратившаяся в «Общественно-экономическую формацию» (ОЭФ).

Вот диалектическое преобразование в "Капитале": «Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют. Капиталистический способ присвоения, вытекающий из капиталистического способа производства, а следовательно, и капиталистическая частная собственность, есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Но капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание. Это — отрицание отрицания. Оно восстанавливает не частную собственность, а индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землей и произведенными самим трудом средствами производства» [42, с.773.]. Это МДТ, поскольку индивидуальная частная собственность в промышленности (тезис) – это ремесленное производство, характерное для феодализма. В главе 11-й рассмотрение начинается с цеховой промышленности, отличия ее от капиталистической, в главе 24-й рассматривается превращение феодальной собственности в буржуазную. Способы производства, предшествующие феодальному, практически не рассматриваются, хотя и упоминаются.

Также в «Капитале» Маркс полностью отказывается от высказанной в «Принципах…» Энгельсом идеи, что революцию в надстройке вызывает специальная революция в базисе. Идея специфической для каждой формации революции в базисе выхолащивается: «Современная промышленность никогда не рассматривает и не трактует существующую форму производственного процесса как окончательную. Поэтому ее технический базис революционен, между тем как у всех прежних способов производства базис был по существу консервативен. Посредством внедрения машин, химических процессов и других методов она постоянно производит перевороты в техническом базисе производства, а вместе с тем и в функциях рабочих и в общественных комбинациях процесса труда. Тем самым она столь же постоянно революционизирует разделение труда внутри общества и непрерывно бросает массы капитала и массы рабочих из одной отрасли производства в другую» [42, с.497-498.]. Т.е. высказывается идея, что промышленная революция как революция в базисе характерна только для последнего времени, и что эта революция вызывает не только переход к капитализму, но и последующий переход к социализму также. Фактически используя МДТ (рассмотрение начинается с феодализма, как показывалось выше) Маркс пытается растянуть этот исторический процесс (эту триаду) до БДТ (одна и та же промышленная революция вызывает все исторические изменения, других революций в средствах и способах производства нет).

Понятно, почему возникла такая мысль – в научном обороте в те годы присутствовала единственная революция в средствах производства, промышленная революция. Ни понятия неолитической революции, ни понятия научно-технической революции еще не существовало. Энгельс также нигде впоследствии не повторяет четкую связь революции в надстройке с соответствующей революцией в базисе. Наконец, надо учитывать разработки, сделанные Марксом в черновиках письма Засулич в 1881 году [44]. Там Маркс вводит понятие первичной, вторичной и третичной общественно-исторических формаций, которые соответствуют доклассовому обществу, этапу классово-антагонистических обществ и, наконец, будущему бесклассовому обществу. Каждая из этих больших формаций в свою очередь может быть разделена на ряд малых формаций. Большие формации соответствуют БДТ, а внутреннее деление на малые формации учитывает тот факт, что исторический процесс невозможно уложить в рамки одной диалектической триады. В таком виде формационная теория осталась на момент смерти Маркса. Основным трудом Маркса считался «Капитал», а потому МДТ становится основным диалектическим преобразованием, используемым марксистами. В работах Каутского [15, 18], соответственно, в Программе СДПГ, а оттуда в Программе РСДРП [48] и так далее. Впрочем, Каутский использует одновременно и БДТ, в книге «Материалистическое понимание Истории» рассмотрение начинается с доклассовой первобытной формации [16].

Дальнейшее развитие формационной теории началось в Советском Союзе, когда марксизм стал официальной идеологией. Интенсивные исследования, вполне естественно, были посвящены древней истории, в частности введенной Марксом в 1859 году азиатской формации. Однако тут вмешалась политика. Азиатский способ производства отличался тем, что государство организовывало работы по поддержанию ирригационной системы и на этой основе централизованно эксплуатировало крестьян. В марксизме полагалось, что первобытное общество сменяется различными эксплуататорскими формациями. При этом одновременно происходит возникновение частной собственности, возникновение классов, государства, что тождественно возникновению эксплуатации. То есть считалось, что в первобытном обществе собственность общественная (общинная, родовая), а как только возникает частная собственность, то тут же появляется государство и эксплуатация. В Месопотамии же общество еще разделено на большие патриархальные семьи, мало отличающиеся от рода, а городом управляет собрание патриархов, подчиняющееся верховному жрецу бога-покровителя города. Государство уже эксплуатирует крестьян, но на базе не частной собственности, а на базе пока общинной собственности. Земельные наделы, обрабатываемые семьями, могут подвергаться регулярному переделу. Рабство уже существует, рабов усыновляют, и они оказываются членами патриархальной семьи, но на самых последних социальных ролях. И рабство появилось на базе далеко еще не частной собственности. Власть жрецов носит идеологический характер.

После только что прошедшей Коллективизации и разразившегося в результате нее Голодомора возникающие аналогии были довольно скользкими для правящей партии, власть которой также имела прежде всего идеологический характер. В результате возникает решение спрятать азиатскую формацию от взгляда широких масс, оставить информацию о ней достоянием только узких специалистов, и для реализации такого плана проходит дискуссия об азиатском способе производства. Дискуссия была организована Обществом марксистов-востоковедов и Ленинградским восточным институтом им. А. С. Енукидзе в феврале 1931 года [12].

Следует отметить, что в это время в советской науке вообще прошла серия дискуссий, направленных на подчинение (подавление) ученых идеологическому диктату правящей партии. По словам академика Дмитрия Лихачёва, «в науке насаждалось представление, что с самого начала исследования может быть правилен только один путь, одно истинное направление, одна научная школа и, разумеется, только один главный учёный, „вождь“ своей науки» [25]. Зачастую за дискуссией следовала серия репрессий, как это имело место в биологии. Так «В 1936 г. состоялась IV сессия ВАСХНИЛ, на которой наиболее крупные растениеводы страны подвергли уничтожающей критике ряд положений Лысенко. Однако Лысенко предпринял все меры, чтобы научную дискуссию на сессии превратить в дискуссию идеологического и философского характера. Вскоре значительная часть специалистов, критиковавших линию Лысенко, были арестованы и расстреляны» [50]. Конечно, дискуссия в исторической науке была одной из первых, никого пока еще не расстреливали. Однако Гражданская война закончилась всего-то 10 лет назад, представить к чему могут привести идеологические обвинения было довольно легко.

Основной доклад на дискуссии об азиатском способе производства делал М. Годес, содоклад М. Кокин.
В прениях выступили А. Штукин, Е. Иолк, С. Ковалев, В. Штейн, А. Поляков, В. Струве, И. Лурье, П. Осипов (Чжоу-у-Шан),
И. Плотников, Н. Калемин, А. Мухарджи, Г. Папаян.

Из чтения стенограммы возникает четкое впечатление, что М. Годес заранее проконсультировался где надо и ощущал за собой поддержку политической власти, выдвигая при этом политические обвинения: «концепция азиатского способа производства служит питательной теоретической базой для троцкизма» [12, с.34.]. В таких условиях М. Кокин в принципе не мог отстоять специфичность азиатского способа производства как отдельной общественно-экономической формации. А потому он выдвинул компромиссную идею: «Я беру на себя смелость утверждать, что античный способ производства в Европе „соответствует” азиатскому способу производства в определенных странах Востока» [12, с.38.]. В результате возобладала идея формационной тождественности античного и азиатского способов производства, что, с одной стороны, прятало азиатский способ производства от широкой общественности, то есть убирало политически опасные сравнения этого способа производства с советской действительностью, а с другой, позволяло историкам, занимающимся этой тематикой, исследовать древнюю историю в рамках концепции рабовладельческой формации, не подвергаясь опасности политических репрессий. Подобные скользкие аналогии возникнут уже только в Оттепель и Перестройку: «Вместо социализма в странах „реального социализма” неотвратимо складывался, по определению Карла Маркса, азиатский способ производства, сродни деспотиям, господствовавшим в Древнем Египте, Месопотамии и т.д.» [46, с.439.].

В результате формационная теория приняла вид «пятичленки», сохраняясь в этом виде до Перестройки: первобытное общество, рабовладение, феодализм, капитализм и коммунизм (социализм как его первая фаза). С такой исторической схемой в первом приближении вполне можно согласиться, приняв замечание позднего Маркса о больших и малых формациях. В результате возникает примерно такая схема:

• Первичная формация (доклассовые общества)

• Вторичная формация (классовые общества)

        1. Рабовладельческая формация

        2. Феодальная формация

        3. Капиталистическая формация

• Третичная формация (бесклассовые общества)

        1. Социализм

        2. Коммунизм

Такая схема позволяла структурировать исторический материал и явилась важным этапом развития исторической науки. Схема почти полностью идентична пятичленке – если посчитать первичную и третичную формации плюс три малых формации вторичной формации.

Однако уже в самом начале формирования подобной схемы исторического прогресса в ней обнаружились противоречия. В дальнейшем проблемы только нарастали.

Противоречия теории

Противоречия в формационной теории наметились еще в конце ХIХ столетия. Тем более их список пополнился в ХХ веке. Отметим только самые основные.

1) Первым из крупных марксистов о противоречиях сказал еще Э. Бернштейн. Теория в качестве механизма перехода от капитализма к социализму предполагала исключительно революцию. Бернштейн же заметил, что, во-первых, социализация промышленности началась еще до слома капиталистической формации: «правильно было бы сказать о врастании современного общества в социализм, если бы это слово не придавало процессу слишком механического характера» [5, с.160.], во-вторых, ориентация в пропаганде на революцию вредит электоральным успехам германской социал-демократии, чем мешает ей мирно прийти к власти: «путь к полной политической свободе ведет через парламент, а не вокруг него» [5, с.13.]. Однако предложение Бернштейна отказаться от пропаганды революции наталкивалось на политическую традицию СДПГ, а потому от него потребовали обосновать свою позицию, что в те годы было сделать довольно трудно.

2) Теория предполагала, что социалистическая революция первоначально должна произойти в наиболее развитой стране, т.е. в Англии или США. Однако центр революционной борьбы сначала переместился на континент во Францию, затем в Германию, а еще через некоторое время в Россию. Английский же пролетариат решительно отказывался начинать революцию.

Превращение пролетариата в «рабочую аристократию» и утрата им революционности получили объяснение в рамках выдвинутой В. И. Лениным «теории империализма» [20]. Однако эта теория полагала империализм кануном социалистической революции, а революции в Англии, Франции, США до сих пор не произошли (вот уже в течение более 100 лет). Октябрьская же революция на роль предсказанной Марксом революции подходит с трудом, факт утраты пролетариатом революционности (прогрессивности) так и не получил должного объяснения – и в работах марксистов об этом говорится как о парадоксе уже современного рабочего движения [3, с.228;    8, с.96, 103;    19;    49, с.74.].

3) В России марксизмом предсказывалась буржуазная революция, после чего должен был наступить какой-то период буржуазного развития, и только потом социалистическая революция [48]. Возможность социалистической революции в 1917 году решительно отрицалась меньшевиками, с трудом была принята большевиками, однако все же допускалась Карлом Марксом – но с некоторыми непременными уточнениями. Поскольку необходимый для социализма базис в России отсутствовал, то революция возможна, если опереться на какой-то другой не российский базис, который уже созрел для революции – т.е. социалистическая революция в России возможна, если раньше (одновременно) произойдет мировая революция, что позволит быстро поднять необходимый уровень российского базиса [44, с.419-420.]. Именно поэтому большевики так упирали на мировую революцию, а Ленин ждал ее до самой смерти, вот замечание 1923 года: «На этом доверии, однако, продержаться нам вплоть до победы социалистической революции в более развитых странах нелегко, потому что мелкое и мельчайшее крестьянство, особенно при нэпе, держится по экономической необходимости на крайне низком уровне производительности труда» [21, с.401.].

Однако мировой (европейской) революции (в наиболее развитых странах) до сих пор не произошло, что явилось одной из причин сегодняшних марксистских дискуссий – А был ли вообще построен в СССР социализм?

4) Схема исторического прогресса, заканчивающаяся социализмом и коммунизмом, поставлена под вопрос распадом СССР и упразднением социалистического характера нашего государства. То есть мало того, что предсказанная мировая революция до сих пор не произошла, так и лагерь социализма исчез с карты Мира.

Впервые с этой проблемой столкнулся еще Ленин. Маркс-Энгельс в «Манифесте…» предсказали неизбежность близкой революции [43], но революции (победоносной) не происходило. Для объяснения этого эффекта Ленин выдвинул теорию империализма как «кануна революции» [20]. Но мировая революция не произошла даже в результате Октябрьской революции. Хотя в 1918-19 годах начались революции в Германии и Австро-Венгрии, что привело к принятию Второй программы РКП(б) – вводится понятие «эпоха социалистических революций» [10] как развитие ленинской теории империализма. Однако революции в Европе потерпели поражение, а понятие «эпоха социалистических революций» сохранилось. Вместо «кануна революций», т.е. прогноза близкой мировой революции появилась некоторая неопределенная эпоха. С такой поправкой даже демонтаж СССР не особенно и выпадает из исторической схемы марксизма. Однако прогностическая сила теории таким образом сводится к нулю. Если канун может длиться несколько столетий, то сказать «канун революции» все равно, что сказать «когда рак на горе свистнет».

5) Наконец противоречия в механизме формационного перехода. Марксом описаны два различных механизма формационного перехода – от феодализма к капитализму (на основе эмпирического материала) и от капитализма к социализму (как прогноз-гипотеза).

Введение различных механизмов перехода обосновывалось тем, что социализм не может зародиться в рамках капитализма (однако этому стал возражать еще Э. Бернштейн). Кроме того, Маркс приводит вот такое описание диалектического метода: «ведь общие законы экономической жизни одни и те же, все равно, применяются ли они к современной или прошлой жизни? Но именно этого Маркс не признает. Таких общих законов для него не существует /.../ По его мнению, напротив, каждый крупный исторический период имеет свои законы. /…/ Маркс только строго научно формулировал цель, которую может иметь точное исследование экономической жизни /.../ Его научная цена заключается в выяснении тех частных законов, которым подчиняются возникновение, существование, развитие, смерть данного социального организма и заменение его другим, высшим. И эту цену действительно имеет книга Маркса» [42, с.20-21.]. Здесь казалось бы говорится только об экономических законах, однако в конце прямо говорится о смерти и возникновении организма – ОЭФ. То есть Маркс тут фактически говорит о том, что нет общих законов для формаций – поэтому различные механизмы переходов вполне допустимы.
Во времена Маркса был хорошо известен единственный формационный переход – к капитализму. Поэтому Маркс, исследуя исторические процессы, не мог опереться на повторяемость. В результате он формулирует гипотезу перехода, отличающуюся от описанного им перехода к капитализму.

Гипотеза исходила из того, что переход к социализму (коммунизму) осуществляется рабочим классом, который берет власть в результате революции и изменяет характер собственности (производит обобществление) – в результате он отменяет себя как класс и отменяет классовое деление вообще. Устанавливается бесклассовое общество, то есть возникает новая формация. Подчеркнем, формационный переход здесь совершается в результате первоначально чисто надстроечных событий – политической революции. Что несколько странно для теории Исторического Материализма.

А теперь используем повторяемость как метод и применим эту схему на предыдущем формационном переходе, чтобы ее противоречие выглядело более выпукло. Крестьяне начинают бороться с феодальной эксплуатацией, берут вилы, захватывают и жгут поместье, а землю делят. Допустим, что крестьянская армия захватывает столицу и свергает царя. Найдется ли хотя бы один марксист, который в здравом уме возьмется утверждать, что в результате вот такой политической революции наступит новая формация – капитализм? Даже не наступит, а хотя бы начнет формироваться. Однако такая схема перехода от капитализма к социализму до сих пор считается в марксизме основной.

Таким образом формационный переход к социализму в классическом марксизме, сформулированный как гипотеза, и в марксизме-ленинизме, претендовавшем на то, что эта гипотеза подтвердилась, все равно вызывал вопросы своим противоречием другим эмпирически подтвержденным формационным переходам (переходу к капитализму). Факт же построения «общества социальной справедливости» и устранения в СССР эксплуатации (то есть подтверждения этой гипотезы) стал подвергаться сомнению уже с середины ХХ столетия, если не раньше. Классово-антагонистический характер советского общества еще в брежневские годы констатировался рядом исследователей: В. Ронкин и С. Хахаев "От диктатуры бюрократии к диктатуре пролетариата" (Ленинград, конец шестидесятых), в Горьком в 1968 г. пятеро студентов написали работу "Социализм и государство", в том же 1968 г. Ю. Вудка из Рязани написал брошюру "Закат капитала", В. Спиненко (Свердловск, 1971 г.) написал работу "Рождение новых классов и борьба при социализме" [2].

6) В продолжение перечня противоречий в механизме перехода отметим, что во времена Маркса в научном обороте имелась единственная революция в средствах производства – промышленная. Поэтому Маркс и не мог рассматривать другие базисные революции. Но с тех пор в научный оборот введены по крайней мере еще две революции – неолитическая и научно-техническая. И если неолитическая на первый взгляд особых вопросов не вызывает – она явилась основой возникновения государств и классовых обществ, то научно-техническая в марксизме адекватно не описана. Явилась ли она базисной основой перехода к социализму? Если да, то почему такой переход не произошел в США или Японии? Если нет, то правомерно ли по отношению к ней вообще применять термин «революция»?

7) Кроме противоречий, касающихся недавней истории, последовательно-прогрессивный характер формаций порождал еще одно противоречие. Общее понятие прогрессивного характера истории очевидно приводит к мысли, что богатство Человечества растет. Растет вследствие увеличивающейся производительности труда – именно это позволяет отчуждать прибавочную стоимость во все больших размерах. Однако Маркс, вероятно, полагал возникновение классовых обществ чем-то сходным с грехопадением. Как иначе трактовать такие его слова: «исследование предмета продвинулось достаточно далеко, чтобы можно было утверждать: /…/ что жизнеспособность первобытных общин была неизмеримо выше жизнеспособности семитских, греческих, римских и прочих обществ, а тем более жизнеспособности современных капиталистических обществ» [44, с.402.]? Но если жизнеспособность падает – какой же это прогресс? Как вообще могла возникнуть рабовладельческая ОЭФ, если переход к рабовладению означал падение производительности? Вот, к примеру, слова Каутского: «о техническом превосходстве крупного производства в сельском хозяйстве тогда не было и речи. Наоборот, рабский труд производил меньше, чем труд свободного крестьянина» [17, с.66.]. Если История носит прогрессивный характер, то каждая последующая ОЭФ должна быть более прогрессивной – именно в этом причина их смены. Здесь же мы имеем падение производительности, т.е. рабовладение является регрессивным не в результате случайной флуктуации, что было бы простительным (случайность есть случайность), а рабовладение является планово-регрессивным в рамках общей схемы Истории. Но нарушение монотонности прогресса ставит под вопрос и конечную цель – коммунизм.

Все эти противоречия формационной теории (за исключением распада СССР) стали хорошо видны еще в 70-е годы, что ставило задачу как-то на них реагировать, задачу давать им объяснения, а возможно и задачу корректировки самой теории. Тем не менее корректировка марксизма не проводилась как по причине крайней консервативности советской (партийной) идеологии, какие-либо изменения теории и практики марксизма в СССР могли исходить только от Политбюро ЦК КПСС (или хотя бы санкционироваться им), так и по причине специфически марксистского понятия научности.

Разрабатывая научный социализм (научный коммунизм) Маркс разработал понятие материализма, которое и было предложено им в качестве научности – «система материалистического познания природы» [53, с.511.]. И хотя это понятие научности отличалось от принятого в физике, но для XIX столетия понятие научности в гуманитарных науках вообще было слабо разработано, а потому противоречие этих двух понятий не осознавалось. Тем более, что марксистское понятие научности явилось этапом эволюции общефилософского понятия научности [27]. Однако научная революция в физике начала ХХ столетия привела к тому, что общее понятие научности значительно разошлось с марксистским вариантом этого понятия. [29,    39]. В результате текущая работа по исключению из теории ошибочных положений (пользуясь обычными в науке методами удаления ошибок) в марксизме не проводилась, а ошибки накапливались.

Необходимая корректировка теории

Большинство противоречий так или иначе группируются вокруг проблемы социализма как формации, вокруг социализма в СССР, и связанного с проблемой социализма вопроса – механизма формационного перехода.

Вернемся еще раз к началу формирования формационной теории. Это «Немецкая идеология», где вводится БДТ – происходит отчуждение собственности, возникают классовые общества, а на этапе синтеза происходит снятие отчуждения и устанавливается коммунизм. Такая общая схема исторического прогресса была высказана Марксом еще в 1845-46 годах. Однако доступный исторический материал рос по мере развития истории как науки, да и просто по мере изучения его самим Марксом. Поэтому в «Манифесте» он использует и МДТ, а Энгельс в «Принципах…» придерживается УДТ. Сложность объекта исследования определяла трудность втискивания имеющегося исторического материала в одну диалектическую триаду, что Марксом-Энгельсом прекрасно осознавалось (этим и объясняется усложнение схемы в набросках письма Засулич). Однако практическая политика требовала от них идеологического обоснования коммунистического движения, а потому, фактически используя три разных диалектических триады, Маркс-Энгельс во всех этих трех случаях в качестве синтеза предлагают коммунизм. И если для БДТ это оправданно – в качестве тезиса идет первобытный коммунизм, то для МДТ и УДТ вызывает вопросы. В одном случае в качестве тезиса идет феодальное общество, в другом – мануфактурное и ремесленное производство. А если диалектическая триада начинается не с архаичного коммунизма, то на каком основании коммунизм предлагается в качестве синтеза?

Более того, если полагать тут в качестве синтеза коммунизм, тогда все теоретические построения Маркса-Энгельса на сегодняшний момент повисают в воздухе – пока что экспериментального построения коммунистического общества не зафиксировано. А вот если не привязываться к неоправданно введенному Марксом термину «коммунизм», тем более, что это не более чем гипотеза, а посмотреть – не пришли ли к синтезу МДТ и УДТ? – то имеющийся исторический материал позволяет сделать вывод, что пришли. УДТ пришла к стадии синтеза еще при жизни Маркса.
На что обращал внимание Энгельс в «Принципах…»? Капиталистическая анархия производства с неизбежностью порождает кризис перепроизводства, и не может его не порождать (12-й вопрос).
И именно кризисы перепроизводства являются основной причиной необходимости обобществления собственности (13-й вопрос) – без обобществления экономика испытывает крах [55, с.328-329].

Как протекали социальные процессы после того, как эта проблема была сформулирована?

Вот цитата из Маркса 1871 года: «Однако те представители господствующих классов, – и их не мало, – которые достаточно умны, чтобы понять, что настоящая система не может долго существовать, стали назойливыми и крикливыми апостолами кооперативного производства. А если кооперативное производство не должно оставаться пустым звуком /…/ не будет ли это, спрашиваем мы вас, милостивые государи, коммунизмом, «возможным» коммунизмом?» [40, с.346-347.]. О какой кооперации тут идет речь? О кооперации между крупными капиталистическими предприятиями. То есть о синдикатах, картелях и трестах.

А вот Энгельс: «В трестах свободная конкуренция превращается в монополию, а бесплановое производство капиталистического общества капитулирует перед плановым производством» [57, с.221.].
Несколько позднее В. Ленин в «Империализме...» отметит: «Для Европы можно установить довольно точно время окончательной смены старого капитализма новым: это именно — начало XX века» [20, с.315.].

Итак, мы имеем прогноз 1847 года об объективной необходимости обобществления средств производства. Через 24 года обобществление собственности (создание акционерных обществ) начало активно пропагандироваться, а еще через 30 лет большинство промышленности было монополизировано. Прогноз блестяще подтвердился. Не подтвердилась только одна сторона прогноза – обобществление, по мнению Маркса, должно было быть всеобщим, а реально произошло частичное обобществление. Однако тут надо учитывать, что для прогноза в руках у Маркса был только один инструмент – диалектика. А диалектика это хотя и работоспособный, но крайне грубый, неудобный и архаичный инструмент. Само явление обобществления с его помощью ещё предсказывается. Но с помощью диалектики в принципе невозможно ответить на такой, к примеру, вопрос – А какова должна быть минимальная степень обобществления, достаточная для того, чтобы кризисы перепроизводства не уничтожали экономику, а лишь создавали временные затруднения?

Если капиталистические предприятия во время кризиса неплатежей разоряются, их владельцы становятся банкротами, стреляются, вешаются, выпрыгивают из окон или начинают бомжевать, то есть деклассируются, то обобществленные предприятия (трест, картель, синдикат) кризис переживают, хотя и с некоторыми потерями, и после кризиса начинают наверстывать упущенные возможности. УДТ приходит в стадию синтеза, промышленность становится одновременно и частной (на праве владения акцией) и общественной (акционерное общество) – такую именно форму собственности и выдвигал Дюринг как обвинение Марксу, пытаясь опровергнуть его теорию методом доведения до абсурда. Вот как описывает это Энгельс: «Итак, Маркс /.../ приходит к тому выводу, что в будущем обществе будет господствовать собственность в одно и то же время и индивидуальная и общественная, в качестве гегелевского высшего единства снятого противоречия. /.../ Собственность, в одно и то же время и индивидуальная и общественная, — эта туманная уродливость, эта нелепица, получающаяся из гегелевской диалектики, эта путаница, эта глубокомысленная диалектическая загадка, которую Маркс предоставляет разрешить своим адептам, — опять таки является продуктом свободного творчества и воображения г-на Дюринга. /.../ г-н Дюринг еще не открыл этого чудовища — индивидуальной и в то же время общественной собственности» [52, с.133-136.]. Прогноз Дюринга, как видите, блестяще реализовался – даже вопреки мнению и Дюринга, и Энгельса. В этом и состоит объективность исторического процесса, не обращающего внимания ни на мнение политиков, ни на мнение ученых.

Если полагать, как Маркс и Энгельс, что УДТ предсказывает коммунизм, тогда прогноз повисает в неопределенности, поскольку коммунизма до сих пор нет. Если же не делать таких расширительных выводов и ограничиться тем, что реально предсказывалось (обобществлением собственности), то прогноз на основе УДТ блестяще подтвердился.

Ситуация с МДТ несколько более сложна – при жизни классиков эта триада в стадию синтеза не пришла, хотя признаки начинающегося завершения этой триады уже появились. Одновременно с распространением монополизма и власть начала уплывать из рук капиталистов: «Социальная функция капиталиста перешла здесь в руки служащих, получающих заработную плату; а капиталист продолжает класть в карман в виде дивидендов вознаграждение за эти функции, хотя он перестал их выполнять. /…/ Результат, стало быть, таков: экономическое развитие нашего современного общества все более и более ведет к концентрации, к обобществлению производства в огромных предприятиях, которыми уже не могут более руководить отдельные капиталисты. /…/ Но то, чего хозяин сделать не может, то рабочие, наемные служащие компании, с успехом могут делать и делают» [54, с.298-299.].

Хотя тут Энгельс неоправданно смешивает два существенно разных класса – рабочих и управляющих. Он полагает, что управляющие, менеджеры, номенклатура принадлежат к рабочему классу на том только основании, что они так же являются наемными, не понимая, что это новый только что возникший класс. Как рабочий класс (а равно и класс капиталистов) явился следствием промышленной революции, следствием появления нового способа производства, так и менеджеры как класс являются следствием появления постиндустриального производства, следствием начала НТР. И поэтому то, что появился и начал усиливаться новый класс, Энгельс ошибочно интерпретирует как надвигающуюся победу рабочего класса. Впоследствии это приведет к ошибкам современного марксистского классового анализа [37].

Монополизация, завершение УДТ не означают переход в новую пост-капиталистическую формацию. Но монополизация создаёт необходимые для этого условия. Монополии – первые в истории экономические субъекты, которые достаточно богаты, чтобы создать в массовом масштабе НИИ и КБ: «Табачный трест с самого своего основания прилагал все усилия к тому, чтобы в широких размерах заменять ручной труд машинным повсюду. Он скупал для этой цели все патенты, имеющие какое-либо отношение к обработке табака, и израсходовал на это громадные суммы. Многие патенты оказывались сначала негодными, и их приходилось перерабатывать инженерам, состоящим на службе у треста. В конце 1906 г. было создано два филиальных общества с исключительной целью скупки патентов. Для той же цели трест основал свои литейни, машинные фабрики и починочные мастерские. Одно из этих заведений, в Бруклине, занимает в среднем 300 рабочих; здесь производятся опыты над изобретениями для производства папирос, маленьких сигар, нюхательного табака, листового олова для упаковки, коробок и пр.; здесь же усовершенствуются изобретения. И другие тресты держат у себя на службе так называемых developing engineers (инженеров для развития техники), задачей которых является изобретать новые приемы производства и испытывать технические улучшения. Стальной трест платит своим инженерам и рабочим высокие премии за изобретения, способные повысить технику или уменьшить издержки. Подобным же образом организовано дело технических улучшений в германской крупной промышленности, например, в химической, которая развилась так гигантски за последние десятилетия» [20, с.319.]. Инженеры и ученые, работающие в ведомственных НИИ, составляют основную массу нового производящего класса, пролетарского класса эпохи НТР. На протяжении ХХ века относительная численность инженеров неуклонно росла, а рабочего класса – падала. Именно так и развивалось постиндустриальное производство.

Итак, начиная с рубежа ХХ столетия появляются в массовом масштабе НИИ и КБ, то есть изменяется классовый характер «среднего класса» - его основой становятся не мелкие лавочники, не буржуазия, а менеджеры, инженеры и ученые. В ХХ столетии инженеры и ученые из прослойки (из среднего класса) превратятся в основной пролетарский класс эпохи НТР. Одновременно, как это заметил еще Ф. Энгельс, индивидуальные капиталисты оттесняются от власти, которая переходит к менеджерам. Возникает даже термин «революция менеджеров».

Историю возникновения этого термина подробно приводит Д. Белл. Еще Л. Троцкий заметил, что власть в СССР принадлежит не рабочему классу, что рабочий класс оттесняется от власти бюрократией, хотя он и не называет бюрократию классом, а только слоем, стратой – на том основании, что этот слой еще не носит наследственного характера и не может передавать власть по наследству. Затем, вскоре после германо-советского пакта, Л. Троцкий объяснял своим сторонникам, что достигнута новая историческая реальность: поскольку «дальнейшее сохранение распадающегося капиталистического мира невозможно», либо пролетариат организует мир для социализма, либо новый социальный тип — бюрократический коллективизм — утвердится на исторической сцене. Идею и термин «бюрократический коллективизм» Л. Троцкий заимствует из книги одного из своих последователей Р. Бруно «Бюрократизация мира», опубликованной в 1939 году в Париже. Бюрократы в СССР, по мнению Бруно, не только составили новый класс, но стали предвестниками социальной революции, породившей новый правящий класс по всему миру: сталинская Россия, гитлеровская Германия, Италия Муссолини, Америка Рузвельта – все они элементы общего явления. Далее М. Шахтман (одно из течений троцкизма) в серии статей, начиная с 1940 года, развивал мысль, что СССР есть не социалистическое или капиталистическое государство, а новый тип общества. Наконец Дж. Бёрнхем выдвинул теорию «революции менеджеров» [6, c.118-121.].

Таким образом на рубеже ХХ столетия возникает и новый постиндустриальный способ производства, и меняется характер государственной власти. Однако это еще не означает совершившегося формационного перехода. Основное противоречие капитализма – противоречие между общественным характером производства и частным характером потребления (присвоения). И пока это противоречие актуально, говорить о переходе в новую формацию несколько преждевременно.

Устранение основного противоречия капитализма происходит в 30-х годах ХХ века: «Действуя в соответствии с тем, что теперь называют кейнсианской революцией, государство берет на себя задачу регулирования совокупного дохода, расходуемого на приобретение товаров и услуг, в масштабе всей экономики. Оно стремится обеспечить достаточно высокий уровень покупательной способности, позволяющий реализовать всю продукцию, которую может произвести существующая в данный момент рабочая сила» [11, c.29.]. Создаются общественные фонды потребления, из которых финансируются пособия по безработице. Это позволяет полностью блокировать основную проблему капитализма – кризисы неплатежей: «В течение двух десятилетий, прошедших после Второй Мировой войны, не было ни одной глубокой депрессии; с 1947 по 1966 г. был лишь один год, когда реальный доход в США не возрос» [11, c.30.].

Таким образом МДТ, начинающаяся с многочисленных феодальных монополий (тезис), переходит к свободному рынку, к капиталистической анархии производства (антитезис) и далее приходит к государственному регулированию экономики на стадии современного монополизма (синтез). Триада полностью завершается.

Впрочем, тут есть некоторое противоречие в том, что Маркс для МДТ прогнозировал не регулирование, а тотальное планирование экономики при тотальном же обобществлении собственности. Однако Маркс и не мог в свое время предложить идею регулирования рынка. Чтобы такая идея появилась, должно было появиться понимание, что рынок представляет собой автоколебательную систему, а для этого физиками должно было быть разработано само понятие автоколебания. Интенсивные исследования этой темы начались только в ХХ столетии после появления радиоэлектроники. И практически сразу Дж. Кейнс выдвинул идею регулирования рынка. То есть Маркс принципиально не мог выдвинуть никакой другой идеи, кроме тотального планирования, просто в силу недостаточного уровня развития науки. Но в наши-то дни предлагать тотальное планирование вместо государственного регулирования – это все равно, что взять часы кукушку, маятник вырвать, вставить вместо него рычаг и приставить специального человека, чтобы рычаг тот качал и периодически кричал «Ку-Ку!». Тогда как точность хода часов достигается не усилиями человека, качающего рычаг, а регулировкой длины маятника и после этого – автоматически.

Как видите, Маркс-Энгельс предсказали важные особенности пост-капиталистической формации – необходимое обобществление промышленности (монополизацию) и переход власти из рук капиталистов в руки наемных работников (менеджеров), что и реализовалось в ходе исторического развития. Однако они неоправданно отождествили эту формацию с коммунизмом. Не смотря на декларации, коммунистического характера социализма не удалось достичь даже в Советском Союзе. Классово-антагонистический характер советского строя подробно обоснован хотя бы М. Восленским [9].

С учетом этих замечаний общая схема исторического прогресса должна выглядеть следующим образом:

• Первичная формация (первобытный коммунизм)

• Вторичная формация (классово-антагонистические общества)

        1. Рабовладельческая формация

        2. Феодальная формация

        3. Капиталистическая формация

        4. Социализм

• Третичная формация (коммунизм)

Социализм как формация должен быть отнесен не к третичной формации, а ко вторичной формации классово-антагонистических обществ и применяться как синоним термину «постиндустриальное общество».

Механизм формационного перехода

Такое изменение принятой в марксизме схемы исторического прогресса заставляет пересмотреть и схему формационного перехода. В отличие от описанного Марксом естественного (естественно-исторического) характера формационного перехода от феодализма к капитализму для перехода к социализму предлагался искусственный механизм – рабочий класс вынужден бороться против эксплуатации, в этой борьбе он развивает социалистическое сознание, что помогает ему захватить власть и устранить эксплуатацию.

Однако исторически зафиксировано, что без управляющего воздействия марксистской партии рабочий класс развивает лишь тред-юнионистское сознание и борется не за свержение капиталистического строя, а за увеличение зарплаты. Внутри революционного движения возникает противоречие между «экономистами» и «революционерами».
Еще на Втором съезде РСДРП Акимов заметил: «Борьба за улучшение положения пролетариата становится для партии посторонним делом и интересует ее лишь как конъюнктура, в которой она действует. Таким образом, в этом пункте программы проявилась тенденция обособить нашу партию и ее интересы от пролетариата и его интересов. Еще ярче это проявилось в абзаце о задачах партии. Там понятия – партия и пролетариат – совершенно обособлены и противопоставлены, первая как активно действующее коллективное лицо, второй как пассивная среда, на которую воздействует партия. Поэтому в предложениях проекта имя партии везде фигурирует как подлежащее, а имя пролетариата как дополнение (смех) («Второй съезд РСДРП, протоколы», стр.127.)» [1, c.80.].

Еще в большей мере это противоречие проявилось в ленинском проекте «партии нового типа» [23], где излагался проект партии, состоящей из профессиональных революционеров (т.е. номенклатуры, управленцев-менеджеров революционного движения) – именно эта партия и взяла власть в России 1917 года. После чего началась борьба за «диктатуру пролетариата» против диктатуры партии. Эта борьба закончилась победой партии (ее ЦК) на Х съезде РКП(б), когда были разгромлены платформы «децистов» и «рабочей оппозиции». В дальнейшем диктатура центральных органов партии только усиливалась.

Однако такой искусственный (с помощью волевого воздействия революционной партии) путь свержения власти капиталистов реализовался далеко не в самых развитых странах. Естественный же процесс (в наиболее развитых странах) до сих пор к революции (вооруженному восстанию пролетариата) не пришел. Но что гораздо более интересно – в развитых странах произошел процесс смены общественно-экономического характера государственного строя, процесс естественный (стихийный), и механизм смены строя повторяет механизм перехода к капитализму. Таким образом мы имеем повторяющийся механизм – чего не было во времена Маркса. Это позволяет более детально его описать.

Любая новая общественно-экономическая формация начинается с появления нового способа производства. Новый способ производства приводит к появлению пары новых классов – элитарного и пролетарского. Поскольку новый способ производства более экономически выгоден, чем предыдущие, начинается рост богатства нового эксплуататорского класса и разорение (обнищание) старого эксплуататорского класса, а на этой основе начинается борьба за власть. Новый способ производства появляется первоначально в «мануфактурной», т.е. несовершенной форме.

Переход к новому способу производства увеличивает богатство общества, поэтому он выгоден большинству граждан. Старый способ эксплуатации уже давно вызывает раздражение эксплуатируемых, в результате начинается классовая борьба со старой элитой, которой принадлежит власть. Новый элитарный класс создает идеологию, которая объявляет его представителем всего человечества. В таком качестве он возглавляет и организует борьбу против старого эксплуататорского класса.

Возглавив борьбу угнетенных классов, новый элитарный класс захватывает власть. Изменяется законодательство, устраняются препятствия для развития нового способа производства. Происходит вторая, «машинная» фаза революции в средствах и способах производства. Новая формация начинает экстенсивно развиваться. Богатство общества растет – большинства классов. Происходит рост населения, зачастую в 10 и более раз. Появляется возможность для революционных войн с теми народами, что не совершили формационный переход – у них ниже численность армии и народные массы не охвачены энтузиазмом. Через некоторое время возможности экстенсивного развития формации исчерпываются. Эксплуататорский класс может далее увеличивать свое богатство только усиливая эксплуатацию. Начинается классовая борьба пролетарского класса против эксплуататорского.

Способ производства, определяющий данную формацию, развившись до своего предельного состояния, начинает порождать кризис формации. Блокировать этот кризис, оставаясь на стадии текущей формации, невозможно – он порождается самим способом производства, определяющим формацию. При устранении этого способа производства наступает деградация на предыдущий формационный уровень и вынужденная депопуляция.

Кризис формации затрагивает все классы, однако реакция на него у различных классов различна. Правящий класс усиливает эксплуатацию, концентрируя в своих руках финансовые средства, как подушку безопасности. Основной производящий класс может производить серию бунтов. Но в качестве индивидуальной реакции наиболее способные представители эксплуатируемого класса вырываются в средний класс, вырываясь из основного способа производства. Именно они и открывают новый способ производства, который положит начало следующей более прогрессивной ОЭФ. С появлением нового способа производства этот цикл повторяется заново.

Средний класс, сокрушив элиту предыдущей формации, дает начало новому пролетарскому классу новой формации. А верхушка среднего класса создает новый способ эксплуатации и становится новым правящим классом. Таким образом средний класс распадается на новую пару антагоничных классов. В результате начавшейся между этими классами классовой борьбы из нового пролетариата выделяется новый средний класс, который и создает идеологию новой революции.

Такая схема формационного перехода была предложена мной еще в 1990 году [34] и постепенно дорабатывалась и уточнялась в последующих публикациях [26,    31,    32,    33,    35,    38]. В эту схему укладывается даже Октябрьская революция. В капиталистическую ОЭФ Россия перешла еще при Петре Первом – возникли мануфактуры, что является характерным признаком промышленной революции. Первоначально возникли рабовладельческие (крепостные) фабрики, затем крестьяне были освобождены, однако пережитки феодализма сохранялись до самого 1917 года. Периодические кризисы перепроизводства негативно влияли на жизненный уровень пролетариата, в результате началась революционная борьба – при этом идеология этой борьбы была выработана в Европе, в условиях гораздо более развитого экономического базиса, а возглавила борьбу революционная интеллигенция. Польский анархо-синдикалист В. Махайский «еще в 1899 году в книге “Эволюция социал-демократии” доказывал, что мессианизм социализма является замаскированной идеологией недовольной интеллигенции, использующей пролетариат в качестве орудия достижения власти для самой себя» [6, с.130.]. Пролетариат выделил из себя разночинную интеллигенцию, которая и стала средним классом капитализма, возглавив революционную борьбу. Ленинская теория «партии нового типа» стала наиболее совершенной методологией подготовки революции [23].

Идеология революционной интеллигенции по понятным причинам называлась «идеологией рабочего класса». А потому после захвата власти большевиками внутри победившей партии началась борьба между формирующейся номенклатурой и рабочей массой, которая за чистую монету принимала идею диктатуры «пролетариата» – это прежде всего платформа «децистов», настаивавших на внутрипартийной демократии, и «рабочая оппозиция» Шляпникова, настаивавшая на том, что по крайней мере экономическую политику в стране должны определять профсоюзы, поскольку после революции подавляющее большинство рабочих было членами какого-либо профсоюза. Обе платформы были разгромлены еще В.И. Лениным, и в результате была принята резолюция о запрете фракций. Позднее за внутрипартийную демократию боролись троцкисты, но также были разгромлены, что и привело в конце концов к единоличной власти И. Сталина как ставленника формирующегося класса номенклатуры.

Октябрьская революция на первых порах завершала буржуазную революцию (лозунг «Земля – крестьянам»), и это отмечал сам Ленин (в марте 1922 года в речи на XI съезде партии): «Наша задача – буржуазную революцию довести до конца» [22, с.107.]. Но стратегическая цель большевиков была – построение социализма. Эта цель начала осуществляться, как только приступили к индустриализации. Советская экономика с самого начала была сильно монополизирована. Началом же в нашей стране НТР следует признать план ГОЭЛРО и создание в рамках этого плана сети НИИ и КБ. В результате Советский Союз вышел на одно из лидирующих мест в научном прогрессе.

Характерно, что к началу Второй мировой войны только четыре государства успели перейти в посткапиталистическую формацию, т.е. создали постиндустриальное производство с государственным регулированием (планированием) экономики и широкими социальными гарантиями для трудящихся – СССР, США, Италия и Германия. Вопрос мирового лидерства, поэтому, решался прежде всего в соперничестве именно этих стран. Великобритания же, запоздавшая с формационным переходом, утратила лидерство и скатилась чуть ли не на уровень сателлита США. Таким образом Вторую мировую войну можно считать явлением революционных войн новой социалистической (посткапиталистической) формации [36].

Матрица Новикова

Предложенная корректировка снимает большинство критических замечаний к марксизму, что накопились на протяжении ХХ века. Если ее принять, то большинство парадоксов получают прекрасное объяснение в рамках теории. Однако остается проблема однолинейности Истории: «Дело здесь, само по себе, не в более или менее высокой ступени развития тех общественных антагонизмов, которые вытекают из естественных законов капиталистического производства. Дело в самих этих законах, в этих тенденциях, действующих и осуществляющихся с железной необходимостью. Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего» [42, c.8-9.]. В то время как в реальной истории далеко не все страны повторяют путь более развитых соседей. СССР совершил переход к постиндустриальному обществу лет на 10 раньше США. И переход к постиндустриальному обществу проходил одновременно с индустриализацией, а не в результате нее. Монголия прыгнула в социализм, минуя капитализм. То есть при общем направлении развития остается еще форма, в которой это развитие совершается, и она может отличаться значительным разнообразием, специфическим для каждого отдельного культурного региона.

Формационная теория исходит из идеи линейного времени, из идеи прогресса, то есть основное внимание уделяет содержанию исторического процесса. На форме исторического процесса, специфической для каждого культурного региона, концентрируют внимание цивилизационные теории, которые как правило используют идею циклического времени – все возвращается на круги своя. Отсюда естественно возникает идея как-то объединить оба подхода. Ведь если один из них дает горизонтальные срезы цивилизации по формациям, а другой – вертикальные сечения земной цивилизации на отдельные культурно специфические регионы, то соединение этих подходов привело бы к появлению своеобразной «таблицы Менделеева» для истории, что усилило бы прогностическую силу теории. В начале 90-х я усиленно обдумывал такую мысль. Эта идея тогда носилась в воздухе, я знаю еще двух коллег, что также в это время обдумывали схожую идею, и однажды мне подобная идея встретилась в журнале, хотя я и не запомнил публикацию.

В принципе идею двумерной классификации высказал еще в 1976 году Д. Белл [6, с.CXLVIII.], хотя предложенный им вариант классификации представляется мне неудачным. Утверждая недостаточность одномерной классификации, он вводит двумерную классификацию с различными координатными осями – ось отношений собственности (вертикальная) и ось технологии (горизонтальная). По этой классификации у СССР и США общее то, что обе страны индустриальные, а различие в том, что одна капиталистическая, а другая коммунистическая. У Индонезии и Китая общее то, что обе страны доиндустриальные, а различие в том, что одна капиталистическая, а другая коммунистическая. Таким образом страны располагаются не в линию из прошлого в будущее, а на плоскости, что как раз и дает возможность исследовать специфическую форму, которую прогресс принимает в той или иной стране.

Однако, хотя Д. Белл и вводит термин «постиндустриальное» общество, он не считает, что формационный переход уже произошел, а только лишь прогнозирует такой переход в ближайшем будущем. В отличие от него Дж. Гэлбрейт пишет о новой формации как о свершившемся факте, говоря о революции Кейнса-Рузвельта [11, c.734.]. Этот совершившийся формационный переход при сохранении старой системы терминов, что уже перестала адекватно описывать ситуацию, приводит к интересным эффектам: «американские либералы считали советских коммунистов коммунистами, а советские коммунисты считали американцев либералами. Привело это к тому, что коммунистами стали считать не тех, кто реально является сторонником коммунизма, а членов коммунистических партий. Либералами же сегодня считают не тех, кто основной ценностью полагает свободу человека, а тех, кто занимается демагогией на тему этой свободы» [11, c.221.].

И Белл, и Гэлбрейт считали себя постмарксистами, что является их существенным недостатком – они нечетко проводят анализ классовой структуры новой формации. Хотя Гэлбрейт вводит понятие «техноструктуры», понимая под ней менеджмент корпорации, но он вводит в это понятие также инженеров и ученых, смешивая высший менеджмент со средним и низшим и с техническими работниками, смешивая пару антагоничных классов новой формации в одном понятии: «В зрелой корпорации… право принятия решений здесь отделено от права собственности; оно все более переходит к служащим. Различия между теми, кто принимает решения, и теми, кто их выполняет, различие между нанимателем и наемным работником затушевываются наличием инженеров и техников, научных работников, специалистов по вопросам сбыта, программистов, модельеров, художников и других специалистов, выступающих в обеих ролях. Между центром техноструктуры и ее периферией, представленной теми служащими, которые выполняют более простые работы, пролегает, таким образом, непрерывный ряд точек. В какой-то точке возможность или вероятность продвижения к центру становится практически ничтожной. Но определить эту точку уже невозможно» [11, c.231.]. Так когда-то смешивали рабочих и капиталистов в одном классе индустриалов, противопоставляя их феодалам. Хотя Гэлбрейт и описывает противоречие между менеджерами и инженерами (учеными), но находящимися вне корпорации, вне техноструктуры: «Мы сталкиваемся здесь с парадоксом. Экономическая система нуждается для своего преуспевания в организованном околпачивании публики. В то же время она взращивает увеличивающийся класс людей, считающих такое околпачивание ниже своего достоинства и осуждающих его как духовное растление. Неполноценная культура, которая нуждается для своего существования в подобной мистификации, заслуживает, по их мнению, только презрения. У представителей этой культуры их позиция вызывает смешанное чувство обиды, вины и возмущения, порождаемое сознанием того, что именно нужды последней служат основой существования и благоприятной средой для ее академических критиков. /…/ И наконец, между техноструктурой и сословием педагогов и ученых может возникнуть соперничество и противоречие, обусловленное их неодинаковым отношением к государству» [11, c.251.].

Впрочем, в конце ХХ столетия информация о взглядах Белла-Гэлбрейта в нашей стране была крайне отрывочная. В основном мы получали эту информацию из критики их взглядов, регулярно публиковавшейся советскими идеологами. И хотя основные идеи в таких публикациях были отражены, но многие тонкости просто опускались, в частности опускалась идея двумерной классификации. Хотя с начала 90-х преграды на пути распространения информации исчезли, но работы Белла-Гэлбрейта переведены еще не были.

А потому я постоянно обдумывал проблему совмещения формационного и цивилизационного похода к истории, обсуждал ее где появлялась возможность, и в частности поставил эту проблему в кулуарах Второго съезда СДПР в Свердловске. А на Третий съезд в Ленинграде В. Новиков, сопредседатель организации в Ростове-на-Дону, привез ее решение – матрицу Новикова или Закон параллелизма онтогенеза и филогенеза [32]. Судя по всему, закон этот действует только в пределах вторичной ОЭФ.

Каждая вновь возникающая ОЭФ в процессе своего развития в сжатом виде проходит предыдущую историю человечества, создавая формы, напоминающие предыдущие формации.

Фактически матрица Новикова дает сходную по принципам с системой Белла систему классификации, но более детализованную.

Здесь матрица представлена в таком виде, который предложил А.Л. Билин в 2012 году – развитие базиса идет по оси абсцисс, а развитие надстройки по оси ординат, что имеет смысл, если признавать первичность базиса [30]. Каждый столбец представляет определенную формацию, а по мере подъёма по строкам в столбце идет развитие этой формации. Первичная формация укладывается в первый столбец с обозначением Д – «дикая» формация или время первоначального демократизма. Последний столбец отведен для коммунизма – К. Остальные столбцы показывают формации вторичной, т.е. классово-антагонистической ОЭФ. Критерием перехода в следующий столбец (вправо) является наличие нового способа производства. Как только он появляется, происходит переход. Критерием перехода в следующую строчку (вверх) является развитие надстройки, т.е. устранение пережитков архаичных формаций.

Столбцы носят названия Д – демократическая (первобытная) формация, Ж – жреческая, Ф – феодальная, Б – буржуазно-капиталистическая, С – социализм или постиндустриальное общество, Н – ноосферная формация. Далее стоит многоточие, поскольку сегодня точно неизвестно – сколько классово-антагонистических формаций пройдет, прежде чем мы достигнем коммунизма. Строки носят такие же названия. Формационный подход проявляется здесь в том, что признается приоритет базиса, а цивилизационный в том, что каждому социуму в процессе развития соответствует своя траектория переходов между клетками матрицы. Если какой-либо социум находится в определенной клетке, то он может перейти в клетку выше (формационный переход 2-го рода) в том же столбце, устранив пережитки архаичных формаций, повысив уровень текущей формации, либо вправо в следующий столбец, если освоит новый способ производства, определяющий более прогрессивную формацию, (формационный переход 1-го рода). В последнем случае обычно происходит довольно быстрое развитие надстройки, начиная с самой нижней строчки до той строчки, в которой социум первоначально находился. В результате в конечном счете происходит переход в клетку вправо в той же строке. Переходы между другими клетками маловероятны.

Чем ближе к диагонали матрицы проходит путь развития какого-либо общества, тем он более оптимален, бескризисен. В этом случае надстройка максимально соответствует базису. При удалении от диагонали происходит отставание развития надстройки от развития базиса, а это ведет к социальным катаклизмам.

Приведем в пример историю России. В допетровской Руси действовало крепостное право, что является аналогом рабовладения. Следовательно, страна находилась в стадии Фж. Из этой клетки вероятен либо переход в клетку Фф – дальнейшее развитие феодализма, переход к арендным отношениям, отмена крепостного права. Либо переход в следующую ОЭФ, т.е. в следующий столбец Б (буржуазная формация). Этот переход начался при Петре Первом, когда возникли первые мануфактуры, но на фабриках использовался труд крепостных и даже арестантов, что во многом напоминало рабский труд. Следовательно, такое общество надлежит отнести к Бж – капитализм с пережитками рабовладения. После 1861 года крестьян освободили, но общество оставалось сословным, а монархия – абсолютной. Следовательно, произошел переход к Бф – капитализм с пережитками феодализма. В этой клеточке Россия оставалась до самой революции.

В 1917 году большевики пошли на Октябрьский переворот, декларируя намерение не вводить социализм немедленно. Однако уже в 1918 году была сделана попытка перейти непосредственно к коммунистическим принципам производства и распределения, получившая впоследствии название «военного коммунизма». То есть Россия находилась в клетке Бф, а большевики попытались перейти сразу в клетку Сс (социализм) или даже в столбец К (коммунизм), тогда как согласно формализму матрицы Новикова был вероятен лишь переход в клетку Сф (социализм феодального типа, социализм с пережитками феодализма), а переход в Сс крайне маловероятен. В результате произошел провал в клетку Сд. Способ производства постиндустриального общества в Советской России стал развиваться с момента реализации плана ГОЭЛРО, т.е. сразу после окончания Гражданской войны. А потому общую эволюцию советского строя можно описать так. С приходом к власти большевиков страна попала в фазу Сд (военная демократия первобытных обществ), затем после Х съезда РКП(б) и запрета фракционной деятельности в правящей партии – в фазу Сж (идеологический диктат центральной власти), где и пребывала до начала Перестройки и отмены 6-й статьи Конституции. После чего произошел переход в фазу Сф (постиндустриальное производство с пережитками феодализма), где мы сейчас и находимся – вспомните термин «Криминальная революция», введенный С. Говорухиным. Кто такие феодалы, как не бароны-разбойники? А иерархическая структура сегодняшней мафии – чисто феодальная структура. К тому же еще недавно власть текущего российского монарха была абсолютной только в пределах Садового кольца - типичная для феодализма ситуация. И вот как раз сейчас идет процесс централизации в нашей стране социалистической (постиндустриальной) монархии [28].

Это создает политическую повестку – наиболее эффективное направление прогресса. Из этой позиции актуален переход в клетку Сб, то есть завершение «буржуазной революции» на роль которой либералы назначают Перестройку. Отсутствие гарантий частной собственности (большое количество случаев отъема собственности в результате рейдерства), сословный характер судопроизводства (существенно различные наказания для номенклатуры и для обычных граждан, термин «басманное правосудие»), из рук вон плохая избирательная система, фактический имущественный ценз на легальное занятие политикой – все это пережитки феодализма. И либералы обоснованно поднимают эти вопросы, пытаясь возглавить оппозицию. Однако, они видят переход в позицию Сб (капиталистический характер постиндустриального производства) как стратегический, тогда как это лишь тактический переход, за которым должен следовать следующий переход в фазу Сс (социальные гарантии, бесплатная и доступная медицина, образование, массовый средний класс, исчезновение класса бедных) как наиболее выгодную позицию для формационного перехода на следующий за социализмом формационный уровень. Кризис постиндустриальной формации начинает уже проявляться, что и ставит задачу такого перехода. К признакам такого кризиса я бы отнес периодически возникающие пандемии – особенно, если они возникают в результате научных разработок. А также сегодняшнюю ситуацию с выборами в США, когда безответственные (не подчиняющиеся избирателям) информационные корпорации смогли заблокировать аккаунт даже действующего президента США. Подчеркнем – кризис формации порождается самим способом производства, т.е. в данном случае производства и переработки информации, а оба приведенных примера как раз и обладают такой характеристикой.

Кроме того, поскольку различные социумы, находящиеся в одной строке или одном столбце, обладают сходными чертами, мы шире и более точно можем пользоваться методом сравнения – в том числе и для текущих прогнозов. Не секрет, что уровень демократии сегодняшней России далеко недостаточен по современным стандартам. Это порождает множество рецептов – как нам улучшить ситуацию, достичь высокого уровня демократии. При этом за образец берутся современные европейские страны. Однако именно потому, что мы находимся в совершенно другой исходной позиции, эти образцы не подходят для нас, а различные попытки построить в России демократию по этим образцам на протяжении последних 30 лет дают совершенно не тот результат, что ожидается. Либералы же, что нам эти рецепты предлагают, полностью потеряли популярность и вылетели из Госдумы.

Ближайшая социальная трансформация, которую следовало бы совершить России, это переход от Сф к Сб. Среди современных развитых обществ нет стран, которые успешно совершили бы подобную трансформацию. Находившиеся на сходной с СССР ступени развития страны Варшавского договора или даже бывшие республики Советского Союза, превратившиеся сегодня в страны НАТО, конечно, прошли подобный переход. Однако результат их трансформаций далек от идеального. Их экономика значительно пострадала, и они вряд ли сегодня способны к самостоятельному существованию. Да и вопрос с демократией в этих странах (например, в Прибалтике) довольно спорен.

Но если среди современных стран нет таких, что мы могли бы взять за образец, то мы можем посмотреть страны, совершавшие если не подобный, то переход, гомологичный к требующемуся нам, в прошлой истории. Это переход из Бф к Бб, то есть такой же переход, но на предыдущем формационном уровне. И здесь у нас есть классическая страна – Франция нескольких последних столетий перед революцией. Достаточно очевидно, что Франция, совершив такой переход, вышла на передовой для своего времени уровень демократии – Бб. Сегодняшнему развитию России мешает отсутствие у нас полноценного гражданского общества, а Франция в Бф – это как раз то время, когда такое общество формировалось. И формировалось оно не столько в борьбе с монархом, сколько в борьбе с региональными баронами. А потому вызывает сильные сомнения, что создание либеральной фронды Навального – это на самом деле путь к демократии. Подобные соображения приводились мной ранее [28].

Жреческая формация

Однако формационная теория не ограничивается ХХI веком и продолжается не только в будущее. Закономерные вопросы возникают и в другом направлении – в прошлое.

– Какая именно революция в базисе послужила основой перехода от рабовладельческой ОЭФ к феодализму?
– В чем заключался кризис рабовладельческой ОЭФ?
– Что послужило условием возникновения феодального способа производства?
– Если первая внутренняя формация во вторичной формации была рабовладением, то как именно неолитическая революция обусловила становление классового характера общества?

Вопрос с переходом от рабовладения к феодализму, на мой взгляд, решается достаточно просто, это на самом деле одна формация, основанная на одном способе производства, сельскохозяйственном способе – тут происходит формационный переход 2-го рода. Об однотипности античных и феодальных обществ говорил еще М. Вебер. Похожесть отношений в ахейском войске, осадившем Трою, и феодальном войске какого-либо европейского монарха показывает хотя бы "Илиада". Да и античная экономика не безусловно основывалась на рабах. Наоборот, когда труд рабов вытеснял труд свободных крестьян, античные полисы погружались в кризис – сокращалось число воинов, т.е. гоплитов или легионеров. А привлечение наемников проблему не решало. Если античное и средневековое общество отнести к одной феодальной формации, то это снимает вопрос о революции в средствах и способах производства при переходе к средневековью.
О преемственности, т.е. об отсутствии революции в производстве говорит Бюхер: «Средневековое крепостное поместное хозяйство во многом примыкает к той форме, какую приняло сельское хозяйство в римском государстве в последний период империи под влиянием развития колоната» [7, с.93.].

С другой стороны, таксономическая граница между античным и средневековым обществом, безусловно, есть, что и послужило в свое время основой отнесения их к разным ОЭФ. Но это граница между различными фазами развития одной и той же феодальной (военной) формации.

В свое время Маркс ввел азиатский и античный способы производства как разные формации, а уже в СССР они были объединены в одну рабовладельческую формацию. Имевшийся в то время объем исторической информации позволял так сделать. Проблема возникает в момент осмысления неолитической революции – как именно переход к земледелию вызывает возникновение рабовладения? Можно, конечно, отделаться отговоркой – появилась возможность изымать прибавочный продукт, что создало какую-то рентабельность содержания рабов. Однако, это общие слова, не более того.

Давайте рассмотрим возникновение первой классово-антагонистической формации. Мезолитические стоянки были небольшими по площади с тонким культурным слоем и следами жилищ типа шалашей. Это отражает появление небольших групп охотников и рыболовов, живших довольно подвижно [4]. Современные наблюдения за людьми на аналогичной ступени развития, например, в Суринаме, показывают, что примерная численность такой группы – 15-20 человек [24, с.54.].

Оставим в стороне кризис первичной формации, приведший к неолитической революции. Не так важно, что это было – изменение климата, вызвавшее вымирание животных, или совершенствование методов охоты и также вымирание животных. В любом случае – что-то заставило человека переходить к производящей экономике. Что изменилось при переходе к земледелию? Как пишет тот же Линдблад, в Венесуэле индейцы перешли к выращиванию бананов. Это привело к появлению оседлости и увеличению поселков (до 150-200 человек), повышению агрессивности и постоянным войнам с соседями, а сами поселки стали огораживаться стеной (частоколом), т.е. стали укрепленными [24, с.55, 56, 58.].
Положение женщины также изменилось: «От былой самостоятельности ничего не осталось, тут скорее подходит слово рабство. Из-за вражды внутри группы и между группами главе семейства нужны сыновья, способные не только приносить в дом добычу, но и защищать шабоно (селение – А.М.) и участвовать в набегах на другие селения. Не говоря уже о том, чтобы поддерживать отца в драках. Нужда в сыновьях так велика, что женщины нередко убивают девочек, которых рожают, уединившись в лесу за пределами шабоно. Если принесут домой дочь, рискуют получить хорошую взбучку» [24, с.58.].

Таким образом в результате неолитической революции, т.е. перехода во вторичную ОЭФ, происходит увеличение размеров поселений и сами поселения становятся укрепленными. Изменяется положение женщины и возникает патриархальная семья, наиболее полное юридическое оформление которой мы видим в римской фамилии – патриарх обладает полной юридической властью над членами семьи вплоть до продажи их в рабство. Тут следует учитывать, что и рабы также считались принадлежащими к фамилии. Отметим особенно рабов на пекулии. И не только рабы, но и вольноотпущенники также сохраняли экономическую связь с фамилией.
Юридическое оформление фамилии в Риме должно полностью отражать предыдущий этап развития, пусть даже реальная жизнь уже отклонилась от древних образцов, и к рабам стали относиться далеко не по-семейному. Вот, например, в Месопотамии: «Рабы (эре[д], нгеме) были бесправны, хотя и рассматривались как члены «домов», только низшие по положению» [13, с.204.].

Можно предполагать, что как раз постоянная нужда в сыновьях и войны с соседями должны были привести к появлению патриархального рабства. Если в случае столкновения двух селений одно из них терпит полное поражение, и его мужчины уничтожаются, то имеет прямой смысл захватить мальчиков и усыновить их (включить в состав «дома») – все равно самостоятельно они выжить не смогут: «в рабство уводили по большей части женщин и подростков. Дети от рабынь, рожденные в домах их новых господ или в храмовом хозяйстве, подрастая, вливались в число прочих работников на равных основаниях: только это могло заставить их трудиться и не бунтовать» [13, с.122.]. Подобного рода действия полностью идентичны захвату на охоте детенышей животных с целью их одомашнивания. Естественно – в новой семье эти мальчики окажутся впоследствии на самых низших социальных ролях. Именно этот механизм, а не рабовладение классического периода, и надлежит считать эталонным рабовладением. Раб – это доместицированный человек.

О подобном происхождении рабства писал еще Бюхер: «Другое средство избежать вредных последствий прекращения родового союза заключалось в том, что искусственно расширялся круг семьи, и это искусственное расширение поддерживалось. Совершалось оно путем принятия и присоединения чужих (неродственных по крови) элементов. Таким образом возникли институты рабства и крепостничества» [7, c.88].

Рабство возникает отнюдь не на базе частной собственности, как считалось в марксизме, а на базе собственности патриархальной семьи. Прибавочный продукт появился и накапливался первоначально на складе. И пусть даже патриарх обладал абсолютной властью, прибавочный продукт он расходовал в интересах всей большой патриархальной семьи хотя бы первую пару тысячелетий неолитической революции – пока не загниет. Если родовую собственность считать общественной, то на каком основании не признавать таковой собственность патриархальной семьи, состоящей из нескольких поколений, из многих семейных ячеек в современном понимании? Да, это шаг по направлению к частной собственности, однако по сути такая большая патриархальная семья отличается от рода только размерами. К тому же в этот период еще отсутствовала частная собственность на землю. Земля считалась общей собственностью всей общины и подвергалась регулярным переделам.

Земледелие на первом, мануфактурном, этапе неолитической революции еще очень примитивно: «эта обработка почвы получила название киркования, ибо главным инструментом при этом служит короткая кирка, вместо которой у некоторых племен еще сохранилась первоначально употребляемая короткая палка для разрыхления почвы» [7, c.42.]. Бюхер специально отмечает у современных ему народов на сходной ступени развития отсутствие плуга, отсутствие тягловых животных и слабое развитие скотоводства: «о скотоводстве в полном смысле этого слова у народов тропических стран едва ли может быть речь» [7, c.41, 46.].

Земледелие такого вида может практиковаться только в тропиках и субтропиках: «Киркование и в настоящее время представляет одну из наиболее распространенных систем сельского хозяйства. Мы находим его во всей центральной Африке (от 18^о с.ш. до 22^о ю.ш.), в Южной и Средней Америке, на австралийских островах, в значительной части Индо-Китая и индийского архипелага» [7, c.44.].
В тропиках земледелие хотя и дает большие урожаи, однако сохранять продукты длительное время невозможно: «Запасов почти никаких делать не нужно, поскольку климат дает возможность собирать жатву несколько раз в год. Сохраняется обыкновенно только хлебное зерно в небольших выстроенных на сваях кладовых, в погребах или в небольших глиняных сосудах; но и оно должно быть скоро съедено, ибо иначе оно все равно сгниет от сырости, зерновой моли и термитов» [7, c.43-44].

Невозможность делать большие запасы, следовательно, невозможность накапливать прибавочный продукт, по-видимому, и стала причиной того, что в тропиках киркование не вышло за пределы первого мануфактурного этапа неолитической революции. Это развитие произошло севернее.

В сухих субтропиках земледелие возможно только при условии обильного полива, а такая возможность появляется в поймах больших рек. Но земля, где полив не представляет трудности, быстро осваивается. И для дальнейшего наращивания производства приходится переходить на земли, где полив хотя и возможен, но уже требует проведения специальных ирригационных работ. Возникает ирригационная дамба – машина неолитической революции. «Эта культура, относящаяся к VI тысячелетию до н. э., получила название Хассуны. /…/ Спускаясь вниз по течению Тигра, древние земледельцы вступали в зону, где количество осадков было недостаточно для выращивания устойчивых урожаев. В результате именно здесь, едва ли не впервые в мире, начали применяться ранние формы искусственного орошения. Скорее всего это была задержка паводковых вод запрудами и плотинами, а также проведение первых, пока еще небольших каналов. /…/ Орудия труда в большинстве своем еще изготовлялись из кремня, других камней и кости. Поля обрабатывались деревянными мотыгами с массивными каменными наконечниками, а урожай снимали с помощью серпов, у которых мелкие кремневые вкладыши образовывали зубчатый рабочий край» [13, c.66-68].

«К концу VI тысячелетия до н. э. освоение земледельцами Нижней Месопотамии было завершено и начался период развития ирригации и интенсификации производства» [13, c.74.]. Началом неолитической революции является сам факт земледелия. Ирригационное земледелие – это вторая, развитая фаза революции. Первая из малых формаций вторичной формации классовых обществ уже давно возникла и успешно развивается.
Но о классах в советской историографии говорится еще очень осторожно. Даже по отношению к концу V тысячелетия: «кто бы ни были подлинные создатели убайдской культуры, достигнутый ими уровень развития постепенно начинал выводить общество за рамки первобытного строя. Создание и поддержание все усложняющихся оросительных систем требовали объединения усилий нескольких общин. Функцию хозяйственного руководства ими, видимо, принимала на себя, во всяком случае частично, храмовая организация, и без того уже объединявшая в культовом отношении ряд мелких общин. Способствуя их слиянию воедино, храм в то же время противостоял массе членов общины. Если судить по более поздним периодам, то и скотоводческое хозяйство концентрировалось главным образом вокруг храмов» [13, c.87.].

Причина такой осторожности в вопросе о классах вполне понятна. Сам концепт рабовладельческой формации в советской пятичленке, как уже говорилось, возник с целью замаскировать азиатский способ производства – его объединили с античным способом производства, а понятие рабовладельческой формации возникло в результате такого объединения. Но, пожалуй, не меньшее значение имеет простое отсутствие письменных источников на этом этапе эволюции. Письменность как явление явилась следствием появления храмов и выделения класса жрецов – именно они разработали этот способ сохранения и передачи информации. А потому жреческая формация и не могла быть полностью освещена в писаной истории, как следствие не было освещено и классовое расслоение на этом историческом этапе – тем более, что возможность писать была принадлежностью исключительно правящего класса и в принципе не выходила за его пределы. Интересно, что при обсуждении, к примеру, истории Китая способность читать (грамотность) иногда предлагалась как классообразующий признак: «В прошлое время наш народ делился на четыре группы: ученые, крестьяне, рабочие и купцы», «найден столь же мнимый общественный “класс” – литераты» [12, с.14, 66.].

Полностью жреческая формация оформляется и достигает расцвета, когда появляются храмы. Если ранее «деревни, состоящие из патриархальных семей, судя по всему, были типичной формой поселения», то «с наступлением протописьменного периода картина резко меняется. Месопотамская цивилизация, так сказать, внезапно кристаллизируется. Фундаментальная модель, руководящая структура, в пределах которой Месопотамии предстояло прожить свою жизнь, сформулировать свои глубочайшие проблемы, оценить себя и оценить вселенную — на все грядущие века, внезапно появляется на свет, уже завершенная во всех своих основных чертах. В сфере экономики возникла крупномасштабная планомерная ирригация, которая с этих пор навсегда стала характерной чертой сельского хозяйства Месопотамии. Сопутствующим и тесно взаимосвязанным явлением был заметный рост населения. Старые деревни разрастались в города, по всей стране основывались новые поселения. И по мере того, как деревня перерастала в город, появилась и политическая модель новой цивилизации — примитивная (первобытная) демократия» [51, c.124.]. Именно это явление (первобытная демократия) и прячет от взгляда исследователей факт классового расслоения – в «городе-государстве высшая политическая власть была возложена на общее собрание всех взрослых свободных граждан. Как правило, повседневными делами общины управлял совет старейшин» [51, c.124.].

Любой человек, живший в Советском Союзе, прекрасно представляет различие возможностей влиять на политику страны (и на распределение денежных потоков в стране) отдельного гражданина, пусть и регулярно голосующего на выборах, то есть проявляющего свою верховную народную власть, и любого члена совета старейшин (любого работника обкома). Надо помнить, что как Месопотамия описываемого периода находилась в фазе Жж жреческой формации, так и СССР находился в фазе Сж, то есть жреческо-идеологическом варианте социализма – и в этом заключается существенное сходство между этими обществами. А ведь Советом старейшин вертикаль власти не ограничивалась – Франкфорт пишет с полной определенностью: «Рабы, дети и, вероятно, женщины не имели голоса в собрании. Только взрослые свободные мужчины собирались для обсуждения общественных дел, только они были гражданами в полном смысле слова. Так же обстояло дело и в космическом государстве. /…/ Общее собрание в космическом государстве было поэтому собранием богов. В месопотамской литературе мы часто находим упоминание об этом собрании и в общих чертах представляем себе, как оно функционировало. Оно было высшей властью во вселенной. Здесь принимались и подтверждались членами собрания важные решения, касающиеся течения всех событий и судеб всех существ. Однако предварительно предложения обсуждались, и возможно с жаром, богами, выступавшими за или против. /…/ Особый вес при обсуждении имели голоса небольшой группы самых значительных богов, “семи богов, определяющих судьбы”. Таким образом, достигалось полное согласие, все боги твердо соглашались: “Да будет так”, и Ану и Энлиль объявляли решение» [51, c.131.].

Но семью богами пирамида власти не заканчивается, на жреческой фазе развития она с необходимостью приходит к верховному правителю, своеобразному генеральному секретарю среди богов: «О Ану! Твой могучий приказ превосходен – Кто “нет” ему скажет? О отец богов! Твой приказ – Основание небес и земли – Из богов кто отвергнет? /…/ Из богов наивысший, Чье слово в Совете великих богов торжествует!» [51, c 134.]. Ну а поскольку мифы являются отражением реальной жизни, следует сделать вывод о том, что на городском Совете определяющее значение имело мнение верховного жреца бога-покровителя города. Тем более, что он мог сослаться на прямое приказание этого бога, поступившее ему в сновидении. Любой гражданин СССР, когда-либо пытавшийся на профсоюзном собрании оспорить решение дирекции, прекрасно представляет трудности, которые его в таком случае ожидали. Ну а чтобы попасть в Совет, хотя бы и Райсовет, этому гражданину требовалась рекомендация от партийных органов, игравших в СССР роль жреческой касты. Одинаковый уровень развития формаций (жреческо-идеологический) создает сходство социальных процессов Месопотамии и Советского Союза. То есть именно советская власть и общественная собственность на средства производства (на ирригационную дамбу) была основой жреческого (рабовладельческого) общества в эпоху его расцвета. Интересно, что Карл Поппер начинает свою критику Советского Союза с критики Платона – весь первый том его «Открытого общества» так и называется «Чары Платона» [47]. А Платон, происходивший из рода царей, то есть, учитывая терминологическую путаницу с понятием «царь» в применении к древним обществам, происходивший из рода жрецов, как раз и критиковал античное общество с позиции элиты предыдущей ОЭФ.

Важно реконструировать технологическую необходимость возникшего эксплуататорского класса. Любая новая ОЭФ основывается на специфическом способе производства, дающем скачок производительности труда по сравнению с предыдущими формациями. Эксплуататорский класс встроен в этот способ производства, является необходимым условием повышения производительности и только в таком качестве получает в свои руки власть над обществом. Неолитическая революция породила мотыжный способ земледелия (киркование). Это было первой, мануфактурной фазой революции. Мотыжное земледелие было распространено в экваториальном поясе с его регулярными и обильными дождями, в субтропиках в поймах больших рек с их мягкой и плодородной почвой и, возможно, распространено и в средних широтах, но не как зерновое хозяйство, а как огородничество, являющееся подспорьем у охотников-собирателей. Однако в большинстве регионов мотыжное земледелие хотя и привело к формированию класса жрецов, но неолитическая революция не вышла за пределы мануфактурной фазы, а потому богатство класса жрецов и уровень эксплуатации рядовых общинников были незначительны, практически незаметны.

Первоначально зародышем элитарного класса жрецов стали патриархи. Очень вероятно, что они играли роль религиозных лидеров еще на стадии охотничьего хозяйства. Кто-то ведь рисовал сцены охоты на стенах пещер? И это было магическим действием, призванным обеспечить успешную охоту. Наверняка наиболее успешные художники и становились патриархами. В этом случае, они сыграли роль среднего класса на стадии охотничьего до-неолитического хозяйства при переходе к земледелию. Патриархи организовывали производственную жизнь рода и в их обязанности входило повышение урожайности. С этой целью разрабатывался сельскохозяйственный цикл обрядов и магически-религиозных действий.

Мягкий климат позволял собирать несколько урожаев в год, но была одна проблема – регулярные разливы рек хотя и приносили ил, то есть повышали плодородие почвы, но сами по себе были катастрофой. На первобытно-охотничьей стадии от нее можно было временно откочевать, в оседлом же состоянии приходилось встречать эту катастрофу у себя дома. Возникла задача защититься от нее. А для этого надо было научиться предсказывать точное время прихода разлива – возникла служба точного времени.

Процессы выделения жрецов и формирования вокруг храмов городов заняли несколько тысячелетий. Надо же было накопить наблюдения и научиться точно предсказывать наводнения. То есть не так, что появились признаки надвигающегося половодья, и оно наступит через неделю, такого рода признаки, надо полагать, были выявлены достаточно быстро, а надо было создать точный календарь, привязать его к движению планет, создать службу точного времени, и на этой основе получить возможность сказать, например – наводнение наступит дней через сто сорок. То есть получить возможность начать готовиться к половодью за три-четыре месяца. Это уже достаточно сложная система знаний, для ее получения необходимы храмы, необходимы обсерватории, необходимы профессиональные наблюдатели-астрономы. И этой системой знаний ни рядовые общинники, ни даже патриархи общин уже не обладают.

Создание службы точного времени, то есть возможность точного прогноза наводнений, позволило также организовывать достаточно сложные работы по строительству дамбы. Дамба позволяла защищаться от наводнения, а также запасать уровень воды и потом постепенно тратить его по мере необходимости в течение года. Это привело к значительному росту урожайности, что привело к увеличению населения города – росту патриархальных семей и их числа.

Но с этих пор все общество оказывается во власти звездочетов – без службы точного времени невозможна организация работ по строительству дамбы. Организуют работы также звездочеты-жрецы. Без дамбы невозможны высокие урожаи. Таким образом отказ подчиняться жрецам ведет к продовольственному кризису и уничтожению всего общества. Звездочеты отделились от общества и стали первым эксплуататорским классом жрецов.

Выделение храмов, создание развернутой мифологии, необходимость пресечения богохульства (неповиновения верховному жрецу), необходимость защиты прибавочного продукта (запасов) привело к организации храмовой стражи. Возник средний класс между жрецами и земледельцами. Храмовая стража нужна была также и для подавления классового сопротивления богохульников.

Но для работ по строительству дамбы требуется много работников. В результате храмовую стражу стали использовать для экспедиций по захвату рабов, что привело к ее увеличению и росту ее влияния.

Стоит отметить, что хотя наивысшего расцвета жреческая ОЭФ достигает в поймах больших субтропических рек, однако признаки этой формации прослеживаются на широких пространствах Евразии далеко за пределами «плодородного полумесяца». В Англии Стоунхендж, на Урале Аркаим, мегалиты Кольского полуострова. Хотя ирригационное земледелие в этих регионах невозможно, однако стоит предположить, что класс жрецов сформировался и здесь, хотя он и не мог носить такого эксплуататорского характера, как в тех регионах, где был возможен значительный прибавочный продукт.

Советская историография решительно отрицала наличие классовой эксплуатации на этом этапе: «сколь ни относительно велик был прогресс, достигнутый раннеэнеолитическими культурами предгорий и Плодородного полумесяца, ни одна из них ни в VI, ни даже в IV тысячелетии до н. э. не смогла перешагнуть важнейший рубеж, за которым начинается создание прибавочного продукта. Если общество создает прибавочный продукт, то это позволяет части общества освободиться от тяжелого физического производительного труда, возложив его на остальную часть. За этим рубежом начинается эпоха цивилизации, которая была куплена ценой возникновения классового общества, антагонизма общественно-экономических классов» [13, c.106.].

Однако насколько правомерно такое утверждение? Технологическое положение жрецов-звездочетов давало им такие преимущества перед остальными гражданами, что эксплуатация не могла не возникнуть. То, что жрец эксплуатировал не от своего имени, а от имени Бога – только усугубляло положение. Жрецу-то, человеку, еще можно высказать претензию, а попробуйте высказать претензию Высшей силе, находящейся вне пределов социума: «В то время, как эти божественные надзиратели благословляют труды, совершаемые в поместьях Нингирсу, подлинная черная работа делается людьми. Эти человеческие работники, будь то издольщики, сервы или храмовые прислужники, пастухи, пивовары или повара, были организованы в группы, под присмотром человеческих же надзирателей, образуя иерархию, на вершине которой стоял высочайший человеческий слуга бога, энси, управляющий поместьем бога и управляющий его городом-государством. Мы называем энси управляющим поместьем бога, и его положение относительно бога было совершенно аналогично положению управляющего имением, эконома, относительно собственника имения. Эконом, назначенный для управления имением, обязан, прежде всего, поддерживать и соблюдать установленный в этом имении порядок, во-вторых, он должен выполнять те специальные распоряжения, которые хозяин считает нужным сделать касательно изменений, нововведений или способа справиться с неожиданно возникающими ситуациями. Точно так же энси полагалось поддерживать установленный порядок в храме бога и в городе в целом, и ему полагалось испрашивать совета у бога и выполнять любое специальное приказание, которое богу будет угодно отдать. /…/ В дополнение к этим задачам энси отвечал за закон и порядок в государстве и должен был следить за тем, чтобы с каждым поступали по справедливости» [51, c.175.].

Вот культура Убайд IV тысячелетия: «Создание и поддержание все усложняющихся оросительных систем требовали объединения усилий нескольких общин. Функцию хозяйственного руководства ими, видимо, принимала на себя, во всяком случае частично, храмовая организация, и без того уже объединявшая в культовом отношении ряд мелких общин. Способствуя их слиянию воедино, храм в то же время противостоял массе членов общины» [13, c.87.].

Храмы значительно выросли, а ведь даже просто сам рост храмов уже можно считать проявлением эксплуатации: «В конце IV тысячелетия до н. э. в бассейне верховьев реки Хабур (городище Телль-Брак) из простой деревни халафских земледельцев вырос крупный центр городского типа площадью 50 га. К концу IV — началу III тысячелетия до н. э. здесь был возведен монументальный «храм священного ока», интерьер которого украшал наборный фриз из сланца и известняка с золотой опояской, закрепленной серебряными гвоздями с золотыми шляпками» [13, c.90.].

Значительно различались и погребения: «Происходит и процесс социальной дифференциации общества: выделяется особый тип гробниц, сложенных из сырцового кирпича или каменных плит и содержащих богатый погребальный инвентарь, в том числе каменные сосуды, булавы, разнообразные украшения из золота и электра (сплава золота с серебром), бусы из лазурита, сердолика и бирюзы. В одной из гробниц было обнаружено 25 тыс. таких бус. Претенциозной роскошью отличается подвеска в виде насекомого, сделанная из золота и лазурита. Очевидно, это были могилы знатных; в отличие от них рядовых общинников хоронили в простых ямах» [13, c.90.].

«В столь уже сложно организованном обществе надо предполагать и начавшееся расслоение на социально-экономические классы, однако более определенные данные об этом дошли до нас только от второго этапа Протописьменного периода. На первом этапе это расслоение, по-видимому, не приняло еще отчетливых форм. Как социальную категорию людей более высокопоставленных, чем прочие, можно выделить лиц, обозначаемых идеограммой «ткань»; они, видимо, назывались нин (?). Действительно, на печатях этого времени боги и знатные воины изображены одетыми в полотнище-юбку на голое тело, с повязкой на голове, а вождь или правитель-жрец (которого, вероятно, тогда называли эвен, а позже — эн) — в особой, торчащей вперед, словно накрахмаленной, полупрозрачной, как бы клетчатой юбке, между тем как рядовые воины и охотники нередко изображаются нагими» [13, c.121.].

Феодальная революция

Феодальная (военная) формация возникла в результате феодальной революции в средствах и способах производства. У меня нет пока сложившегося представления о том, что эта революция собой представляет. Первоначально я считал такой революцией открытие железа. Так Энгельс писал: «Железо сделало возможным полеводство на более крупных площадях, расчистку под пашню широких лесных пространств, оно дало ремесленнику орудия такой твердости и остроты, которым не мог противостоять ни один камень, ни один из других известных тогда металлов» [56, c.163.].

В Истории Европы отмечается: «Как подчеркивают современные исследователи, освоение железа означало полное обновление технической базы греческой экономики. Эта техническая революция имела, естественно, далеко идущие последствия во всех сферах общественной жизни. Железо было тем металлом, который обеспечивал значительный подъем производительности труда, кроме того железо было относительно дешево и широко доступно. В результате этого резко возросли производственные возможности отдельной патриархальной семьи, которая отныне на долгое время становилась основной ячейкой хозяйственной жизни, отпадала потребность в организующей силе дворцового хозяйства. В силу всего этого социальная структура и формы государственности Греции приобрели совершенно новые черты» [14, c.36.]. Отметьте здесь вот этот пункт – освоение железа отменило необходимость организующего воздействия дворцового хозяйства. Надо полагать, что тут идет терминологическая путаница между понятиями «царь» и «верховный жрец» на стадии жреческой ОЭФ. Так римские цари времен основания города были не царями в современном понимании, а именно жрецами. Так что стоило бы написать не дворцового хозяйства, а храмового хозяйства. Насколько правомерно, к примеру, Кносский дворец считать дворцом, а не храмом? Ведь его хозяин являлся прежде всего верховным жрецом? Не отсутствие в нем массовых богослужений, а именно то, что он являлся резиденцией, должно являться определяющей характеристикой, позволяющей отнести его к храмам, а не дворцам. К тому же ритуалы в нем определенно проводились – принесение в жертву Минотавру юношей и девушек.

Сегодня же я склонен относить время феодальной революции глубже в прошлое, отводя железу роль феодальной машины. Феодальную же мануфактуру стоит искать в более ранний период, во времена, когда жрецов сменили светские монархи. Вот, к примеру: «Единство культурного развития южного Двуречья от Протописьменного и еще более ранних периодов к Раннединастическому и последующим очевидно; однако, как мы уже отмечали, на грани между этими двумя периодами лежит явственный и довольно резкий археологический рубеж» [13, c.162.]. К двум классам (жрецам и общинникам) добавился новый формирующийся класс феодалов. И тут проходит явно видимая граница между жреческой и феодальной (военной) формациями. Основные производящие («пролетарские») классы этих формаций мало отличаются. Земледелец остается земледельцем. Меняется лишь технология производства. А вот эксплуататорские классы отличаются значительно.

При жреческой ОЭФ власть принадлежит жрецам. Основа власти – служба точного времени и система знаний, которой рядовые общинники не обладают. В результате только жрецы могут руководить ирригационными работами: «Наличие в это время отделенной от народа администрации непосредственно подтверждается самим существованием храмового архива и перечнем упоминаемых в нем должностных лиц. Высшим из них был эвен, или эн, верховный правитель-жрец, обязанностью которого было представительствовать за общину перед божеством (а не наоборот, как часто утверждают и как, может быть, было позже) и возглавлять ирригационные и культовые действия общины для обеспечения плодородия. Наряду с ним, как мы уже знаем, действовали и другие важные должностные лица общины» [13, c.129.].

Ирригационная дамба позволяет резко увеличить урожай, что ведет к росту населения. Большее население может создать большую дамбу. Поэтому «политэкономия» жреческой формации заключается в формуле

Дамба – Люди – Дамба(+)

Жреческая формация – это самовозрастающая дамба.

Но у жреческой ОЭФ есть неустранимое противоречие – ограниченность земель, которые могут использоваться для земледелия, что при росте населения создает проблемы. Выходом из этого противоречия было создание новых технологий земледелия. Одновременно начал появляться сначала средний класс как прослойка между жрецами и общинниками, затем, после развития новых технологий, этот средний класс захватывает власть и становится классом феодалов.

Средний класс возник, когда была создана храмовая дружина: «в Протописьменный период рабы и рабыни все-таки были и существовало хоть и плохо вооруженное, но все же как-то обученное войско (и надо думать, что оно было организовано не хуже храмового персонала, а в его среде уже имелась система рангов, носители которых получали значительно различавшиеся нормы вознаграждения как продуктами, так и металлом). Все это говорит о многом, и прежде всего об изменившемся характере взаимоотношений не только внутри общества Южного Двуречья (это ясно само собой), но и между каждой его общиной и окружающим миром» [13, c.124.]. Впрочем, «наличие отделенного от народа войска (в виде дружины вождя-правителя) лишь угадывается гипотетически» [13, c.129.], т.е. размеры храмового войска пока не очень значительны, это пока еще прослойка – средний класс.

Но храмовую дружину можно использовать не только для подавления возможного сопротивления богохульников-диссидентов, бунтующих против власти жреца. Ее можно использовать и для захвата людей, которых потом можно направить на строительство Дамбы: «среди некоторых исследователей существует мнение, что в пределах Нижней Месопотамии в Протописьменный период еще царил мир, а военные походы, изображенные на храмовых печатях, были направлены в чужие страны. Это мнение основывается на отсутствии в тот период городских стен вокруг поселений Двуречья» [13, c.126.]. Когда экспедиции по захвату рабов становятся регулярными, это ведет к росту влияния военной верхушки, которая с этих пор становится конкурентом для жрецов в борьбе за власть.

Технологическим открытием, приведшим к возникновению феодальной ОЭФ, было изобретение плуга. Если доместикация началась с животных, которых первоначально не использовали как рабочую силу, а только лишь как потенциальную еду, которая не только не портится, но даже растет, то впоследствии это привело к доместикации человека. Но человека не ели, а заставляли работать. Через какое-то время обнаружилось, что и животных тоже можно заставлять работать – появилась повозка и, что важнее, плуг. Это и явилось мануфактурной фазой феодальной революции: «около 3000 г. до н.э. /…/ на смену ручной мотыге приходит простейший плуг, в который, вероятно, запрягали ослов. Все это позволило увеличить площадь обрабатываемой земли» [13, c.110.]. Происходит резкий рост богатства.

Появляется новый титул – лугаль. Так эна Гильгамеша народное собрание во время конфликта с Ака, эном Киша, объявляет военным вождем – лугалем [13, c.168-169.]. «Правители “номовых” государств, включенных в военный союз, титула “эн” в отличие от правителей Урука не носили, а обычно называли себя энси /…/ однако, энси имел и культовые и даже военную функции; так, он возглавлял дружину из храмовых людей. На этапе РД II (около 2615—2500 гг. до н. э.) энси был еще довольно незначительной фигурой; в частности, в Шуруппаке он обладал сравнительно небольшим наделом — 23 га. Некоторые правители «номов» стремились присваивать себе титул военного вождя – “лугаль”» [13, c.171.].

«“Былины” дают нам представление и о вербовке военных отрядов. Первоначально они формировались из свободных общинников, добровольно следовавших за лугалем в поход. Так, в песне о походе Гильгамеша против чудовища Хувавы за кедром добровольцы — “граждане (букв, сыновья) общины” (думу-уру), но набирались они не из “имеющих дом” (э-туку) и “имеющих мать” (ама-туку), а из “одиночек”, “мужчин одной головы” (нитах-саиг-аш), очевидно холостяков, оторвавшихся от большесемейного хозяйства — “дома” (а), или тех, без которых “дом” почему-либо временно мог обойтись. Дружины добровольцев, вероятно, содержались лугалем за его счет; по мере учащения военных столкновений они становились постоянными» [13, c.190.].

«Правитель сам был и жрецом, и военачальником “номовых” сил и поэтому в какой-то степени был связан органами общинного самоуправления, если не прямо подчинен им; зато в качестве союзного военачальника он уже не был связан с хозяйственными и политическими “внутриномовыми” обязанностями и полномочиями. Этим, вероятно, объясняется падение престижа титула “эн”, а затем и “энси” и стремление правителей носить титул “лугаль”. Военное объединение не имело и по самому своему существу не могло иметь коллективных органов общинного самоуправления; такие органы были связаны с нуждами каждого отдельного “нома”, исторически складывались внутри них и освящались местными “номовыми” религиозно-магическими событиями и культами, поэтому они не могли влиять на деятельность союзного военачальника-гегемона. Правитель начинал понемногу противопоставлять им должностных лиц, назначенных им самим и ответственных только перед ним» [13, c.192.].

К середине III тысячелетия до н.э. титул «эн» выходит из употребления, заменяясь «эн-си» и «лугаль». Появление последнего титула означало и формальную утрату общиной контроля над правителем – формационный переход совершился. Лугали правили, опираясь прямо на военную дружину.

Следует помнить, что феод – система обеспечения феодального войска. Появление плуга, применение волов и коней значительно увеличивало силу пахаря, позволяло вести земледелие в тех условиях, где ранее это было невозможно. А открытие впоследствии железа вывело земледелие на широкие просторы Европы. Значение стала иметь сама пахотная земля. «Политэкономию» феодализма, поэтому можно обозначить формулой

Земля – Армия – Земля (+)

Феодализм – это самовозрастающая пахотная земля. Вершиной феодализма, поэтому, является бронированный всадник.

Заключение

Поведем итоги.

Разрабатывая формационную теорию Маркс сделал несколько ошибок, причины которых в основном имеют объективный характер.

Во-первых, было предсказано тотальное, а не частичное обобществление собственности – с помощью диалектики между ними в принципе невозможно провести какое-либо различие. А потому Маркс и выбрал наиболее простой случай – раз уж обобществление, то всеобщее. Тогда как проблема кризисов неплатежей (основной причины, порождающей необходимость обобществления) решается уже частичным обобществлением собственности.

Во-вторых, было предсказано тотальное планирование и полная отмена рынка. Тогда как отрицанием капиталистической анархии производства является и регулирование рынка также. Но такая идея могла возникнуть только после появления радиоэлектроники и разработки физикой понятия автоколебания, т.е. уже после смерти Маркса. Идея полной отмены рынка объективно проще идеи регулируемого рынка, поэтому Маркс ее и выдвинул.

В-третьих, во времена Маркса в истории был хорошо описан единственный формационный переход от феодализма к капитализму. Переход к социализму еще не начался, а для описания более ранних переходов не было достаточной информации. Поэтому Маркс при описании формационного перехода не мог опереться на повторяемость социальных процессов. В результате он полностью отказался от повторяемости и спрогнозировал совсем другой механизм перехода, чем известный в то время и хорошо описанный переход к капитализму. Но в наше время достаточно исторического материала, чтобы говорить о повторяющемся механизме формационного перехода.

В-четвертых, исторический процесс имеет сложный характер, его трудно (невозможно) уложить в единственную диалектическую триаду. Поэтому К. Маркс с Ф. Энгельсом применяют несколько различных диалектических триад. Маркс в набросках письма В. Засулич предлагает деление на первичную, вторичную и третичную формации с дополнительным внутренним делением на малые формации. Однако МДТ и УДТ не рассматриваются как внутренние диалектические триады по отношению к БДТ, а фактически отождествляются между собой и с БДТ – в качестве синтеза во всех трёх случаях предлагается коммунизм, что является ошибкой.

В-пятых, Маркс не оценил выдвинутую Энгельсом в «Принципах коммунизма» идею жесткой связки: революция в средствах производства является причиной революции в надстройке, т.е. изменения классового состава общества, структуры политической власти и других надстроечных процессов. В результате вопрос о специфической революции в средствах производства для каждого формационного перехода не был даже поставлен.

По этим причинам Маркс не смог спрогнозировать классово-антагонистический характер социализма как формации, а отнес его к третичной формации коммунистических обществ. Что ошибочно и создает наибольшее число противоречий в современном марксизме.

Все эти противоречия полностью устраняются признанием классово-антагонистического характера социализма и переноса его во вторичную формацию классовых обществ.

В дальнейшем формационная теория разрабатывалась уже в Советском Союзе и приняла вид пятичленки. При этом, в силу имевшейся в то время политической конъюнктуры, азиатский способ производства был объединен в одну формацию с античным способом производства и создано понятие рабовладельческой формации. Формы общества, существовавшие в Месопотамии, начиная с раннединастического периода, на самом деле являются аналогом античного способа производства, и такое объединение в рамках одной формации полностью оправданно.

Однако при переходе от античности к средневековью не прослеживается специфической революции в способах производства, такой революции, которая приводила бы к появлению новых классов. А потому между античным (рабовладельческим) и феодальным обществами пятичленки имеется формационный переход только 2-го рода, т.е. их следует относить к различным модификациям феодальной формации.

Возникновение классовых обществ стоит относить к гораздо более раннему времени, чем это описывалось в советской историографии, хотя при описании протописьменного и более ранних периодов трудно опереться на письменные источники. В конце протописьменного периода прослеживается формационный переход 1-го рода – переход от киркования к использованию тягловой силы животных, запряженных в плуг. Это позволяет отграничить специфическую жреческую формацию (аналог того, что Маркс называл азиатским способом производства), начинающуюся неолитической революцией, продолжающуюся до конца протописьменного периода и заканчивающуюся при переходе к раннединастическому периоду. Было бы интересно проследить признаки этой формации в средних широтах Европы, т.е. там, где ирригационное земледелие существовать не могло, но жрецы как корпорация возникли и играли важную роль в жизни общества.

Список использованных источников и литературы

1. Авторханов А. Происхождение партократии. Том I. Germany, Frankfurt/Main: Посев, 1981. 551с.

2. Алексеева Л. История инакомыслия в СССР. Новейший период. Benson: Khronika Press, 1984. 427с.

3. Арсланов В.Г. О материалистической диалектике и всемирной истории. // Социализм-21. 14 текстов постсоветской школы критического марксизма. М., Культурная революция, 2009. С. 213-245.

4. Археология: Учебник / Под редакцией академика РАН В.Л. Янина. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2006. 608с.; а также URL: https://arheologija.ru/mezolit-yanin/

5. Бернштейн Э. Очерки из истории и теории социализма. С-Пб, 1902. 400с.

6. Бэлл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М.: Academia, 2004. CLXX, 788 с.

7. Бюхер К. Возникновение народного хозяйства. СПб, 1907. 196с.

8. Воейков М. Проза настоящего. 13 тезисов о классовой борьбе в России. // Социализм-21. 14 текстов постсоветской школы критического марксизма. М., Культурная революция, 2009. C. 271-332.

9. Восленский М. Номенклатура. М.: «Захаров», 2005. 640с.

10. Программа Российской коммунистической партии (большевиков). 1919 // VIII съезд Российской Коммунистической Партии (большевиков). Москва, 18-23 марта 1919 года. Стенографический отчет. М., Коммунист, 1919. (цитируется по: Музей истории российских реформ имени П.А.Столыпина, URL: http://музейреформ.рф/node/13768).

11. Гэлбрейт Дж. К. Новое индустриальное общество. М.: Эксмо, 2008. 1200с.

12. Дискуссия об азиатском способе производства: По докладу М. С. Годеса. Изд. 2-е. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. 184с.

13. История древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Ч. I. Месопотамия. Под ред. Дьяконова И.М. М.: Наука, 1983. 534с.

14. История Европы. Том I. М.: Наука, 1988. 704с.

15. Каутский К. Классовые интересы. Харьков: Пролетарий, 1923. 39с.

16. Каутский К. Материалистическое понимание Истории. Т.2. Государство и развитие человечества. М.,Л.: Гос.Соц.-Эконом. Изд., 1931. 851с.

17. Каутский К. Происхождение христианства. М.: Политиздат, 1990. 463с.

18. Каутский К. Эрфуртская программа. М.: Книгоиздательство Е. Д. Мягкова «Колокол», 1905. 292с.

19. Колганов А.И. Маркс–XXI: пределы и потенциал социальной философии. Критические ремарки. // Вопросы философии. 2018. №6.

20. Ленин В.И. Империализм, как высшая стадия капитализма. // Ленин В.И. ПСС. Т.27. С.299 – 426.

21. Ленин В.И. Лучше меньше, да лучше // Ленин В.И. ПСС. Т.45. С.389-406.

22. Ленин В.И. Политический отчет ЦК РКП(б) 27 марта на XI съезде РКП(б) // Ленин В.И. ПСС. Т.45. С.69-116.

23. Ленин В.И. Что делать. // Ленин В.И. ПСС. Т.6. С.1-192.

24. Линдблад Ян. Человек – ты, я и первозданный. М.: Прогресс, 1991. 265с.

25. Лихачев Д.С. Предисловие // Репрессированная наука. Л.: Наука, 1991, с.5-6.

26. Мальцев А. XXI век – эпоха завершения социализма // XXI век – эпоха эволюционного развития социализма. Материалы Межвузовской научной конференции 26-27 октября 2004 г. Мурманск: МГТУ, 2004.

27. Мальцев А. The Science vs. the Humanity // URL: http://mrija2.narod.ru/sdpr351.html

28. Мальцев А. Борьба Городов и Баронов. К вопросу о построении демократии // URL: http://sd-inform.org/upload/books/Politologija/social-demokratija/Borba%20gorodov%20i%20baronov.doc

29. Мальцев А. Гносеологические ошибки марксизма. // URL: http://mrija2.narod.ru/sdpr389.html

30. Мальцев А. Еще раз о Матрице Новикова // Ноосфера. №1. 2012 г.

31. Мальцев А. Карл-Маркс – буржуазный экономист // XXI век – эпоха эволюционного развития социализма. Материалы Межвузовской научной конференции 26-27 октября 2004 г. Мурманск: МГТУ, 2004.

32. Мальцев А. Маркс–Тойнби–матрица Новикова // Межрегиональная научно-практическая конференция "Пути общественного развития страны". (10 июня 1995г. Тезисы докладов). Казань: КГТУ, 1995.

33. Мальцев А. Некоторые аспекты ближайшего формационного перехода // Становление гражданского общества и демократической политической системы в РФ: Материалы всероссийской научно-практической конференции (октябрь 2002 года Казань). Казань: Центр информационных технологий, 2004. С.195-199.

34. Мальцев А. Ноосферная революция (Первая редакция статьи) // ЦГА Историко-Политической Документации РТ. Фонд 8297. Опись 1. 5п. Статьи сопредседателя КСДО А.А. Мальцева «Ноосферная революция», «Социал-демократическая ассоциация», «Наши задачи», «Рабочие–интеллигенты. Противостояние?». Машинопись, 1990 г.;
    а также URL: http://mrija2.narod.ru/sdpr88.html

35. Мальцев А. Ноосферная революция как неомарксизм // Межрегиональная научно-практическая конференция "Пути общественного развития страны". (10 июня 1995г. Тезисы докладов). Казань: КГТУ, 1995.

36. Мальцев А. Объективность в Истории // URL: http://mrija2.narod.ru/sdpr298.html

37. Мальцев А. Ошибки современного марксистского классового анализа // URL: http://mrija2.narod.ru/sdpr420.html

38. Мальцев А. Проблемы современного марксизма // Новые идеи в философии. Выпуск 13. Философия в современной России. Межвузовский сборник научных трудов (по материалам Общероссийской научной конференции. Пермь, 14-16 апреля 2004 г.) Т.2. Пермь: ПГУ, 2004. С.89-99.

39. Мальцев А. Эпистемологическая ошибочность марксизма // (Статья находится в стадии публикации.)

40. Маркс К. Гражданская война во Франции // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.17. С.346-347.

41. Маркс К. К критике политической экономии. Предисловие // К. Маркс, Ф. Энгельс, Соч., Т.13, С. 6-8.

42. Маркс К. Капитал. Том 1. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.23. 907с.

43. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.4. С.419-459.

44. Маркс К. Наброски ответа на письмо В.И. Засулич // К. Маркс, Ф. Энгельс, Соч., Т. 19, С. 400-421.

45. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.3. С.7-544.

46. Миронов В.Н. Трагедия Октябрьской революции. // Социализм-21. 14 текстов постсоветской школы критического марксизма. М.: Культурная революция, 2009. С.439.

47. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т.1: Чары Платона. М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива», 1992. 448с.

48. Программа Российской социал-демократической рабочей партии, принятая на II съезде партии. // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 9-е изд. Т.I. 1898-1917. М.: ИПЛ, 1983. С.60-63.

49. Ракитская Г.Я. Социализм вчера, сегодня и завтра. Обзор научной конференции. // Альтернативы. №1. 2007. С.74.

50. Струнников В., Шамин А. Лысенко и лысенковщина: особенности развития отечественной генетики // Скепсис (19 марта 2008) URL: https://scepsis.net/tags/id_112.html

51. Франкфорт Г., Франкфорт Г. А., Уилсон Дж. А., Якобсен Т. В преддверии философии. Духовные искания древнего человека. М.: Наука, 1984, 238с.

52. Энгельс Ф. Анти-Дюринг. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С.133-136.

53. Энгельс Ф. Диалектика природы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С.343–676.

54. Энгельс Ф. Общественные классы — необходимые и излишние // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.19. С.296-299.

55. Энгельс Ф. Принципы коммунизма // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.4. С.322-339.

56. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.21. С.23-178.

57. Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 19. С. 221.