Вернуться в основной раздел

Вернуться к предыдущему разделу

Хотя среди марксистов начала ХХ века господствовало почти всеобщее убеждение, что ближайшая революция в России будет буржуазной и не может быть социалистической, возможность последней все же допускалась, но при некоторых оговорках, о которых говорилось выше. Тем не менее, эти идеи являлись неким исключением из общепринятой на начало ХХ века теории, особым случаем, на который мало кто из социал-демократов рассчитывал.

Программа РСДРП, конечно, предполагала замену частной собственности на общественную, введение плановой экономики и диктатуру пролетариата как стратегические цели [1] (программа-максимум), но одновременно в ней предусматривалась программа-минимум, которая будет реализовываться при буржуазном строе после свержения царизма – ограничение рабочего дня 8 часами, установление еженедельного отдыха, непрерывно продолжающегося не менее 42 часов, полное запрещение сверхурочных работ и т.д [2]. Программа-минимум была подробно расписана, то есть предполагалось, что для ее реализации потребуется какое-то время. На такой позиции стояли меньшевики. На ней же стояли и большевики.

Вся пропаганда РСДРП была направлена против народников с их абсолютизацией общины как средства построения социализма и утверждала неизбежность капиталистического разложения общины и необходимость для России какого-то периода капиталистического развития. Вот к примеру: «На деле в этом учении Герцена, как и во всем русском народничестве – вплоть до полинявшего народничества теперешних «социал-революционеров» – нет ни грана социализма. Это – такая прекраснодушная фраза, такое же доброе мечтание, облекающее революционность буржуазной крестьянской демократии в России, как и разные формы «социализма 48-го года» на Западе. Чем больше земли получили бы крестьяне в 1861 году и чем дешевле бы они ее получили, тем сильнее была бы подорвана власть крепостников-помещиков, тем быстрее, свободнее и шире шло бы развитие капитализма в России.» [3]. А потому, когда в марте 1917 г. в Питер прибыли И. Сталин и Л. Каменев, сразу же взявшие в свои руки руководство партией большевиков, то они даже не думали о социалистической революции, как немедленной перспективе. Был взят курс на условную поддержку Временного правительства.

Если Проект резолюций Бюро ЦК об отношении к Временному правительству 5 (18) марта 1917 г. (т.е. до появления в Питере Каменева-Сталина) называл его контрреволюционным и ставил задачей «борьбу за создание Временного революционного правительства» [4], т.е. свержение действующего Временного правительства. Если Проект резолюции Бюро ЦК РСДРП(б) об отношении Петроградского совета к Временному правительству [не позднее 10 (23) марта 1917 г.] называл идею контроля над Временным правительством «паллиативной мерой», не достигающей «поставленной цели контроля над осуществлением основных требований революционной демократии» [5]. И если телеграмма Ленина от 13 (26) марта утверждала: «никакой поддержки Временному правительству» [6]. То принятая резолюция Бюро ЦК от 22 марта (4 апреля) 1917 г. «О Временном правительстве» уже не ставит задачу его бойкота или свержения, а даже предлагает Совету «принять на себя ряд функций государственно-экономического характера, вызванных полной дезорганизацией хозяйственной жизни страны» [7], что можно рассматривать как поддержку. Если низовые партийные организации и находящийся за границей Ленин настроены революционно, то большевистское руководство внутри страны было склонно оказать условную поддержку действующему правительству.

Такая позиция вполне определенно проявилась на Всероссийском (мартовском) совещании партийных работников (27 марта – 2 апреля 1917 г.). Сталин в своем докладе утверждает, что Временное правительство, хотя и упираясь, закрепляет революционные завоевания народа [8]. На заседании 30 марта Красиков пытается поднять вопрос установления диктатуры пролетариата (т.е. свержения Временного правительства), но его прерывает Председатель: «Вопрос о диктатуре пролетариата не обсуждается» [9]. Когда же Красиков все же пытается продолжать, то его просто лишают слова. Руководство партии большевиков не собирается готовить немедленную революцию. Как заметил в своем докладе Сталин: «Нам необходимо выиграть время» [10].

Однако убеждение руководства большевиков в невозможности социалистической революции в 1917 году наталкивается на прогноз Л. Троцкого, утверждавшего неизбежность такой революции. Еще в 1906 году он публикует статью «Итоги и перспективы. Движущие силы революции» [11], где развивает теорию перманентной революции, вскользь высказанную Марксом-Энгельсом для особого случая России (см. «Расчеты на революцию в России») и выстраивает такую цепочку аргументов: 1) поскольку в революции пролетариат поддержит крестьянский самозахват земель, то крестьянство будет заинтересовано поддержать пролетариат; 2) «а это значит, что народное представительство, созванное под руководством пролетариата, заручившегося поддержкой крестьянства, явится не чем иным, как демократическим оформлением господства пролетариата» [12], поскольку крестьянство неспособно к самостоятельной политической роли; 3) буржуазия не сможет овладеть крестьянством, повести его за собой; 4) «чем определённее и решительнее будет становиться политика пролетариата у власти, тем уже будет под ним базис, тем зыбче будет почва под его ногами» [13]; 5) «Но раз власть находится в руках революционного правительства с социалистическим большинством, как тотчас же различие между минимальной и максимальной программой теряет и принципиальное и непосредственно-практическое значение. Удержаться в рамках этого разграничения пролетарское правительство никоим образом не сможет. Возьмем требование 8-часового рабочего дня. Оно, как известно, отнюдь не противоречит капиталистическим отношениям и потому входит в минимальную программу социал-демократии. Но представим себе картину его реального проведения в революционный период при напряжении всех социальных страстей. Несомненно, новый закон натолкнулся бы на организованное и упорное сопротивление капиталистов – скажем, в форме локаута и закрытия фабрик и заводов. Сотни тысяч рабочих оказались бы выброшенными на улицу. Что сделало бы правительство? /…/ Для рабочего правительства выход будет только один: экспроприация закрытых фабрик и заводов и организация на них работ за общественный счет.» [14]; 6) «Вот почему не может быть и речи о какой-то особенной форме пролетарской диктатуры в буржуазной революции, именно о демократической диктатуре пролетариата (или пролетариата и крестьянства). Рабочий класс не сможет обеспечить демократический характер своей диктатуры, не переступая за границы своей демократической программы.» [15]; 7) «Без прямой государственной поддержки европейского пролетариата рабочий класс России не сможет удержаться у власти и превратить свое временное господство в длительную социалистическую диктатуру.» [16].

Как видите, Л. Троцкий доказывал невозможность удержаться на стадии буржуазно-демократической революции без ее перерастания в революцию социалистическую. Если партия пролетариата возьмет власть (неважно под какими лозунгами и с какой декларируемой целью), то неизбежно революция перерастет в социалистическую. Однако курс не на «демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства», а на социалистическую революцию противоречил общепринятым взглядам.

Тем не менее, события в 1917 году, т.е. через 11 лет после сделанного прогноза, пошли именно так, как это предсказывал Троцкий – буржуазия оказалась неспособной удержать власть, а В.И.Ленин увидел возможность ее захватить. Однако, немедленная социалистическая революция, как уже отмечалось, противоречила и теории, и программе партии. А потому Ленин делает множество оговорок: «Меня обвиняют в том, что я употребил в настоящий момент слово, наиболее пугающее капиталистов, так как они стали комментировать его, как желание непосредственного введения социализма. Но я его употребил лишь в смысле замены старых органов новыми, пролетарскими.» [17]. «Советы Рабочих и Солдатских Депутатов должны взять власть не для /…/ непосредственного перехода к социализму. Этого быть не может.» [18]. «Не “введение” социализма, как наша непосредственная задача, а переход тотчас лишь к контролю со стороны СРД за общественным производством и распределением продуктов.» [19]. «Пролетариат России, действующий в одной из самых отсталых стран в Европе, среди массы мелкокрестьянского населения, не может задаваться целью немедленного осуществления социалистического преобразования.» [20].

Впрочем эти оговорки – чисто пропагандистские. Еще в августе 1915 года В. Ленин начал выводить с периферии теории марксизма предположения Маркса-Энгельса, сделанные в предисловии к русскому изданию «Манифеста», в центр теории, а потому утверждает возможность победы «социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране» [21]. В сентябре 1916 г. он также говорит о победе социализма в одной стране [22]. А потому, несмотря на множество оговорок, что захват власти не означает начала строительства социализма, В. Ленин особенно оговаривает мировую революцию: «Полный успех этих шагов возможен только при мировой революции, если революция войну задушит и если рабочие всех стран ее поддержат, поэтому взятие власти – это единственная конкретная мера, это единственный выход.» [23]. Или вот: «Русская революция является только первым этапом первой из пролетарских революций, неизбежно порождаемых войной.» [24]. И еще: «А между тем наличность революционных и социалистических пролетарских масс внутри всех европейских государств есть факт, назревание и неизбежность всемирной социалистической революции не подлежат сомнению, и помочь этой революции серьезно можно, конечно, не делегациями, и не игрой в стокгольмские совещания с иностранными Плехановыми или Церетели, а только движением вперед русской революции.» [25].

Ожидания Ленина европейской революции не оправдались – европейская революция не произошла (в Англии и Франции), а в Германии и Австро-Венгрии потерпела поражение. Ленин безуспешно ждал этой революции до самой своей смерти. 1918 год: «Не только общеевропейская, но мировая пролетарская революция зреет у всех на глазах, и ей помогла, ее ускорила, ее поддержала победа пролетариата в России.» [26]. «Все увидали, что это только начало всемирной великой революции.» [27]. 1919 год: «Само собой понятно, что окончательно может победить только пролетариат всех передовых стран мира, и мы, русские, начинаем то дело, которое закрепит английский, французский или немецкий пролетариат…» [28]. 1923 год: «На этом доверии, однако, продержаться нам вплоть до победы социалистической революции в более развитых странах нелегко, потому что мелкое и мельчайшее крестьянство, особенно при нэпе, держится по экономической необходимости на крайне низком уровне производительности труда.» [29].

Перейти к следующему разделу