Вернуться в основной раздел

Вернуться к предыдущему разделу

Рабочее движение в Германии усиливалось, положение рабочего класса также улучшалось, а вот успехи на выборах были ниже, чем это предполагалось ранее. В такой ситуации Э. Бернштейн пришел к выводу, что для успеха практической реформистской политики, которую вела СДПГ, было бы полезно и в теории отказаться от революции. Гипотетичность же некоторых положений марксизма давала возможность предложенной корректировки теории, не отказываясь от марксизма в целом. Э. Бернштейн также полагал, что с помощью парламентской реформы можно перейти от капитализма к более прогрессивному общественному строю, а именно это и было основной целью марксистов. Необходимость же корректировки возникла от расхождения предсказания марксизмом близкой революции с отсутствием такой революции в реальности: «произведение, которое хотело бы оправдать свое притязание на название: “научный социализм”, должно было бы заняться столько же вопросом о том, насколько предсказания “Манифеста” сбылись, сколько вопросом – насколько действительное развитие уклонилось от этих предсказаний. Однако, серьезные попытки научной разработки научного социализма представляют пока исключения» [1]. Вот как оценивал гипотетичность марксизма Э. Бернштейн: «Буржуазные производственные отношения являются последней антагонистической формой общественного производственного процесса /…/ Этой общественной формой завершается таким образом предшествующая история человеческого общества /…/ Следует прежде всего заметить, что невозможно доказать верность заключительной фразы и слова «последняя» в предшествующей фразе; это – только более или менее обоснованные предположения.» [2]. «Но “поставить диалектику на ноги” вовсе не так просто. Как всегда бывает, раз мы покидаем почву фактов, твердо установленных при помощи опыта, раз наше мышление происходит вне их, мы попадаем в мир отвлеченных понятий; и если мы в этом случае будем следовать законам диалектики, как их установил Гегель, то мы, сами того не замечая, снова попадаем в сети «саморазвития понятия». /…/ Но когда на основании этих положений дедуктивным путем предначертывается вперед тот или другой процесс развития, тогда уже начинается и опасность произвольных построений. Опасность эта тем сильнее, чем сложнее предмет, о развитии которого идет речь.» [3].

Впрочем, предложения Э. Бернштейна не получили поддержки со стороны СДПГ, и его взгляды были названы «ревизионизмом». Большинство марксистов отказалось обсуждать вопрос подтвержденности марксистских гипотез – сомнение в полной доказанности марксистской теории снижало ее пропагандистскую силу. Необходимо сказать, что Э. Бернштейн только лишь заметил отклонение реального развития от прогноза, сделанного в марксизме, но не смог исчерпывающе объяснить – почему развитие приняло иной характер. Для такого объяснения в то время не хватало эмпирического материала.

По-другому оценивал те же факты В. Ленин. Эксплуатация развитыми странами своих колоний, давала дополнительную прибыль, что позволяло повышать зарплату рабочим метрополии и смягчать конфликты. А это давало некоторые преимущества реформизму. «Что такое «пользование» крохами выгод от колоний, от привилегий, ничтожным меньшинством рабочего класса, например, в Англии имело место, – это бесспорный факт, признанный и указанный еще Марксом и Энгельсом. Но то, что было в свое время исключительно английскими явлениями, стало явлениями общими для всех крупных капиталистических стран Европы по мере того, как все эти страны переходили к владению колониями в больших размерах, и вообще по мере того, как развивался и рос империалистский период капитализма.» [4]. В. Ленин отмечал неравномерность развития капитализма, характеризовал империализм как высшую стадию капитализма, как монополистический, загнивающий капитализм, канун социалистической революции [5]. То есть неравномерность развития капиталистических стран, создающая различия в их революционности, только лишь слегка отодвигает наступление мировой революции, и империализм остается ее преддверием. Ленинская теория империализма вошла по крайней мере в марксизм-ленинизм и преподавалась в советских вузах до самого распада СССР.

Однако поскольку социалистическая революция, по Марксу, должна быть мировой, или хотя бы произойти в группе наиболее развитых стран, то эту гипотезу В. Ленина следует считать не подтвердившейся. Конечно, революции произошли – в России, на Кубе, в Монголии. Однако, эти страны не относятся к числу наиболее развитых. Революции также произошли в странах Восточной Европы и в Китае, однако тут уместно говорить об экспорте революций, т.е. о не вполне естественном характере этих революций. (Как и в России, в Китае естественной была буржуазная революция, то есть возникновение Гоминьдана. Создание же рядом с ним Коммунистической партии и постепенный захват коммунистами власти были бы невозможны без массированной помощи Советского Союза.) К тому же лагерь социализма в настоящее время практически исчез с мировой карты. И вряд ли можно считать кануном революции временной период, превышающий столетие.

В истории развития марксизма Бернштейном-Лениным, собственно, нет ничего необычного. Первый заметил необходимость корректировки теории (ее несовпадение с новым эмпирическим материалом), второй предложил легкую корректировку, которая объясняла возникшее несовпадение без существенного изменения исходной теории. В подобной ситуации так поступают очень часто. К примеру, когда в опытах Майкельсона-Морли было получено парадоксальное значение скорости света, то первое предположение, что было сделано – эфир увлекается движением Земли, и мы измеряем не скорость света в неподвижном мировом эфире, а скорость света в приповерхностном слое эфира, движущемся вместе с Землей. Но далеко не всегда первое попавшееся объяснение оказывается истинным, и в результате принятым оказалось объяснение А. Эйнштейна, полностью переработавшего физику Ньютона-Максвелла в новую теорию относительности.

Перейти к следующему разделу