Актуальная история: А. Н. Потресов

Волков Вадим Викторович, социал-демократ

140-лет назад родился Александр Николаевич Потресов – один из основателей и руководителей отечественной социал-демократии и один из идейных столпов российского марксизма. Этой дате посвящен предлагаемый очерк, естественно сжатый, истории его жизни и деятельности.

Александр Николаевич Потресов родился 19 августа 1869г. в Москве, в старой служило-дворянской семье. Гимназическое образование он получил в Петербурге и в годы учебы проработал «Политическую экономию» Дж. Ст. Милля и познакомился с «Капиталом» К. Маркса. В 1887г. поступил в Петербургский университет на физико-математический факультет, а окончив его - на юридический факультет, предполагая заняться экономическими науками. Спустя два года, из-за болезни, он оставил университет. Во время учебы Потресов принимал участие в различных студенческих кружках и постепенно самоопределился в качестве марксиста. В эти же годы он становится одним из первых марксистов, обратившихся к теме артельного производства. В 1892г. Потресов поехал за границу, где установил связь с группой «Освобождение труда» и организовал нелегальную доставку в Петербург изданий группы. Позднее он решил использовать легальные возможности для выпуска марксистских книг, поскольку в это время в легальной журналистике народнического толка началась кампания против российских марксистов. Ему удалось издать ряд работ Г. В. Плеханова, в частности книгу «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю». Летом 1895г. он приезжает в Швейцарию (куда ранее прибыл В. И. Ульянов) и здесь во время встреч с Плехановым и П. Б. Аксельродом обсуждается план создания в Петербурге социал-демократической организации. Было решено, что сам Потресов не станет заниматься практической работой, а сосредоточится на легальной издательской деятельности и связях с заграницей. Однако, когда к началу 1896г. были арестованы руководители незадолго до того созданного Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», Потресов включился в практическую работу Союза, написал ряд прокламаций, в частности «Обращение к русскому обществу» во время знаменитой стачки петербургских текстильщиков. По окончании стачки он, вместе с П. Б. Струве, был направлен Союзом за границу для участия в конгрессе II Интернационала в Лондоне, а по возвращении в Петербург стал фактическим руководителем Союза. Вскоре последовали арест и, с января 1898г., двухлетняя ссылка в Вятскую губернию. В ходе переписки между ним и находившимися в ссылке В. И. Ульяновым (Лениным) и Ю. О. Цедербаумом (Мартовым), была достигнута договоренность о создании «тройственного союза» для выпуска научно-теоретического журнала и политической газеты. Весной 1900г., после освобождения, участвовал в проходивших в Пскове совещаниях, на которых было принято решение об издании в эмиграции общероссийской социал-демократической газеты «Искра» и журнала «Заря»; именно Потресов предложил название газеты и эпиграф к ней. В дальнейшем, находясь в эмиграции, входил в редакцию «Искры». Участвовал в работе II съезда РСДРП, был автором одной из двух принятых на нем резолюций «Об отношении к либералам» (авторами другой резолюции были Ленин и Плеханов). После произошедшего на съезде раскола партии стал одним из лидеров меньшевистского течения, с конца 1903г. и до лета 1905г. вновь входил в редакцию «Искры». После опубликования Манифеста 17 октября Потресов возвращается в Россию; здесь он участвует в работе партийного штаба меньшевиков, руководит партийной печатью.

Члены редакции газеты "Искра": В. И. Ленин,    Г. В. Плеханов,    Ю. О. Мартов,    В. И. Засулич,     П. Б. Аксельрод,    А. П. Потресов,    Н. К. Крупская.

В период 1900-1905гг. Потресов опубликовал немало работ и одной из тем его публикаций явился анализ причин затяжного кризиса российской социал-демократии. Этому вопросу посвящена и большая статья «О кружковом марксизме и об интеллигентской социал-демократии» (она полностью опубликованная в 1906г. в сборнике его работ «Этюды о русской интеллигенции») и, как нам кажется, интересно обратиться к некоторым высказанным в ней соображениям автора. В изложении, сохраняющем стиль и обороты А. Н. Потресова, они выглядят следующим образом.

По мнению Потресова, для установления причин «болезненного недуга» партии требовалось прежде всего уяснить, что представляет собою социал-демократия, какова та среда, которая впитывает в себя, преломляет в призме своей психологии, интерпретирует, комментирует, перерабатывает согласно своему «естеству» учение международного пролетариата. Ведь в то время, когда западно-европейский марксизм уже существовал как идеология сознательной части пролетариата, русское рабочее движение делало лишь первые и самые трудные шаги. И Потресов считал нужным признать, что « Марксизм в России до сих пор был общественным течением в определенной части русской интеллигенции, таким же ее кровным детищем, как и знаменитое движение 70-х годов». Он напоминал, как в середине XIX века на основе потянувшегося в большие города молодого поколения разночинного люда начала формироваться разночинная интеллигенция (интеллигентный пролетариат) – своеобразная формация без определенных очертаний, незаметными переходами в целом ряде профессий связанная с буржуазной интеллигенцией. Радикальной части разночинцев присуще отщепенство – отрицательное, революционное отношение к основам современного строя, и в 90-е годы этот слой с энтузиазмом воспринял марксистское учение. Но, замечал Потресов, « Слой или класс, воспринявший учение, которое сформировалось вне сферы его влияния, непременно преобразует его по своему образу и подобию». И тогда возникают проблема согласования преобладающе интеллигентского состава движения с его социал-демократическим характером и вопрос - не происходит ли так, что интеллигенция преобразует пролетарское учение под цвет своей общественной физиономии. Ибо «Где гарантия того, что все интеллигентски-партийные постройки служат не только целям и интересам интеллигенции, но и отвечают интересам рабочего движения. Неужели только в том, что представители этого слоя субъективно верны учению Маркса?» Соответственно, появляется необходимость анализа того «общественного содержания, той групповой психологии, с которыми революционная интеллигенция выступает на сцене истории». Или это содержание в решающих чертах совпадает с содержанием пролетарского движения, или оно с ним не совпадает и тогда «интеллигентская стихия», не введенная в границы сознательным пролетариатом, рано или поздно проложит свое собственное русло и даст себя знать во всей своей групповой особенности».

Потресов считал, что были особенности в складе революционной интеллигенции, которые должны были неизбежно идти наперекор нормальному развитию социал-демократии. Эта интеллигенция формировалась в подпольных кружках (куда, не забудем, ее загнало самодержавие) и бросалась в глаза свойственная членам кружков примитивность в методах мышления, куцость понимания и особенно применения Марксова учения к явлениям действительности. Кружковая подпольная жизнь накладывала свои штрихи на учение Маркса и формировался исподволь специфический «марксизм кружкового подполья», « ... на первый взгляд малозаметный, тусклый, уродливый порою образчик марксизма». Он удовлетворяется схематичными упрощениями, коротенькими мыслями и наглядными формулами. Подпольный кружок, продолжал Потресов, живет в особом мире усвоенных идей и собственных доморощенных построений, его участники сильны в талмудистском толковании какой угодно доктрины, но его мысль пасует, когда ей дается не готовый рецепт на все случаи жизни, а метод анализа. Своеобразная комбинация кружкового начала с марксизмом особенно сильно проявилась в сфере практического действия (где не висело указки в виде учения Маркса) и связанных вопросов: как построить дееспособный партийный коллектив и как определить свое отношение к той внешней среде, которая этот коллектив окружает.

Своеобразие радикальной интеллигенции, по мысли Потресова, состоит в том, что ее революционное отщепенство становилось коллективным и действенным не в результате самостоятельного самоопределения этого слоя, а как своего рода рефлекс изменений, протекавших во внешней к нему среде. С этой чертой «отраженности» связана неспособность отщепенства служить прочной основой для социализма интеллигенции из-за отсутствия в отщепенстве внутренних сил, которые в процессе своего развития порождали бы отвергающие современный порядок вещей построения, как это делает классовая борьба пролетариата.

Подъем рабочего движения в конце 90-х годов, полагал Потресов, вызвал подъем интеллигентски-кружкового самосознания, причем прежнее обслуживание кружками рабочего движения в пропагандистско-просветительском и агитационном плане ощущалось как несоответствие той энергии, что накоплялась в недрах приходившей в брожение интеллигенции. Стихия пролетарского движения воспринималась интеллигенцией как объект для революционного воздействия, а не как формирующаяся масса, из которой вырастает живое и организованное тело социал-демократической партии. И растущее самосознание интеллигенции отлилось в форму партийности, диктовавшую создание «всероссийского группового аппарата для руководительства массой». Так рождался культ профессионального революционера и кружковая интеллигенция в лице этого революционера становилась в своих глазах решающей инстанцией.

Потресов признавал, что ответственность за формирование этого культа несла и вся редакция «Искры», которая принимала как исходное то положение, что создаваемый профессионально-революционный коллектив и есть социал-демократическая рабочая партия, правда в первичном, зародышевом виде, из которого в будущем разовьется партия рабочих. И этот профессионально-революционный коллектив сам создает те формы, вырабатывает те планы, издает те обязательные к выполнению законы, по которым полагается жить и работать пробуждающемуся пролетариату.

Жизнь, однако, выявила противоречие между тем, к чему стремилась кружковая интеллигенция и тем, что она была в состоянии выполнить. Выяснилось, что между ней и средой, в которой ей надлежит оперировать, нет реальных связей, среда оставалась чуждою ей. Пропаганда ее была книжно-отвлеченная, но хуже всего обстояло дело организационного строительства. Организационный процесс сводился к тому, что количественно и качественно вырастали кружки, превращаясь в «комитеты», укреплялись межкружковые связи, выделяя общепартийные функции, сохраняя в то же время свой исключительно интеллигентский состав. Это была организационная работа в пределах кружковой интеллигенции, процесс ее собственной консолидации.

Когда, продолжал Потресов, система кружков превратилась в партию, это привело к развитию до последних пределов «руководящего» начала, когда все должно быть приноровлено к осуществлению воли высшей инстанции, но при отсутствии контролирующего влияния связи с рабочими массами аппарат для передачи этой воли расцвел цветами бюрократизма. Выяснилось также, что практики политических действий у партии даже меньше, чем у кружков, которые при всей своей оторванности от внешней среды все же общаются, хотя и урывками, с массою и принимает иногда от массы спасительные для себя поучения. Не то происходит на верхних ступенях партийной иерархии. Между ними и внешней средой находятся местные кружки и если импульсы, идущие от массового движения не в силах пробить бреши в стене кружковой отчужденности, то в партийных верхах эта отчужденность возведена в квадрат. В результате нет практического дела, над которым могли бы упражнять свои способности партийные работники, учась оперировать с разными общественными категориями, разбираться в коньюнктурах момента, находить в них место пролетарскому движению, словом, делать политику, направляющую деятельность партии. Но зато есть «политика» «внутрипартийная», есть поле для произрастания дипломатических талантов, для появления специалистов по обработке общественного мнения кружков в желательном смысле, по подготовке конференций или съездов. Возникает особый мир, «исполненный мнимых величин и опустошающий величины реальные.»

Несколько позже, подтверждая сказанное выше опытом 1905-06гг., Потресов писал, что, как только схлынула волна революционного возбуждения, партия опять оказалась в подполье без связей, без живого общения с массами, неспособная стать инициатором и руководителем действительно политического действия. Выход виделся ему в том, чтобы «пробить стены подполья» и превратить самодовлеющий партийных механизм в аппарат, обслуживающий организации пролетариата, попытаться пробудить в рабочем классе стремление к созданию таких организаций - профсоюзов, обществ самообразования, клубов.

«Третьеиюньский переворот» 1907г. вызвал эмиграцию очень многих деятелей РСДРП, но Потресов не покинул Россию, так как был убежден в невозможности и даже вредности руководства партией из эмиграции. С этого времени он становится центром притяжения для меньшевиков, остававшихся в стране, играет активную роль в руководстве социал-демократической фракцией Госдумы. В годы так называемой «реакции» ему удалось организовать издание многотомника «Общественное движение в России в начале XX века», содержавшего анализ причин, хода и последствий революции 1905г. В начале 1910г. он наладил выпуск легального журнала «Наша Заря», после его закрытия. – журналов «Наше дело» и «Дело». Потресов привлекал к работе в них не только литераторов, но и практиков, участвовавших в массовых рабочих организациях. В это время, не отвергая нелегальных организаций, он считал необходимым перенести центр тяжести партийной работы в открытые пролетарские организации и полагал, что только практика жизни может показать, какое место каждая из форм организаций сыграет в движении.

Когда началась Мировая война, Потресов, не снимая ответственности за нее со всех воюющих стран, главным виновником считал Германию, считая, что ее поражение открыло бы лучшие перспективы для социализма, чем поражение Антанты. Война, по его мнению, показала опасность типа развития прусской Германии, характеризующегося взаимным приспособлением сильнейшей в мире дворянской военно-бюрократической касты с запросами стремительно растущего капитализма, когда поиски рынков отливаются в авантюристскую внешнюю политику. При этом Потресов считал невозможным для российских социал-демократов встать на позицию «гражданского мира», по примеру большинства социалистов стран Антанты. Ввиду существовавших в России внутренних отношений он и его единомышленники выдвинули лозунг «непротиводействия» войне (т.е. отказ от дезорганизации тыла армии) при «противодействии русскому правительству» (т.е. отказ от каких-либо совместных действий с царским правительством), считал недопустимым голосование за военные кредиты и полагал необходимым готовить условия для заключения мира. В своей публицистике он продолжил тему отношения социал-демократии и патриотизма, начатую еще во время войны с Японией, подчеркивал важность для судеб страны процесса превращения российского обывателя в гражданина. В годы войны Потресов оказывал заметное влияние на деятельность рабочих групп военно-промышленных комитетов (легального рабочего представительства на базе всеобщего избирательного права); эти группы формулировали свою позицию по общероссийским делам, противодействовали правительству и промышленникам в попытках под предлогом войны лишить рабочих их завоеваний.

Октябрьский переворот 1917г. Потресов воспринял как величайшую катастрофу и встал на путь идейной борьбы с большевиками на страницах оппозиционной печати (пока таковую удавалось выпускать). Осенью 1918г. он покинул ряды РСДРП в знак протеста против, как он считал, оппортунистической по отношению к большевистскому режиму позиции лидеров партии (Ю. Мартова и др.). Тут надо сказать, что вообще-то полемика между Потресовым и Мартовым возникала много раз в их жизни, но она всегда носила принципиальный характер и никогда не сопровождалась «переходом на личности».

За участие в нескольких заседаниях одной из антибольшевистских организаций был дважды арестован, осенью 1919г. поручительство лидеров РСДРП Мартова и Дана спасло его от расстрела. Занимался научной и преподавательской деятельностью, политической деятельности не вел, тем не менее в 1922г. Ленин предложил выслать Потресова «за границу безжалостно». В 1925г., в связи с обострением болезни, получил разрешение на отъезд за границу для лечения в обмен на передачу в Институт Ленина имевшихся у него писем вождя большевиков. В 1927г. опубликовал работу «В плену у иллюзий. Мой спор с официальным меньшевизмом», где, в частности дал оценку перспективам развития ситуации в России будущности социал-демократии. Со времени написания этой работы прошли многие десятки лет. В нашей стране и в мире с той поры произошли громадные изменения, но, тем не менее, обратим внимание на некоторые суждения Потресова.

Оценивая последствия октябрьского переворота 1917г. и деятельность установившегося режима, он констатировал превращение власти большевиков в «деспотию олигархической клики» и образование нового эксплуататорского класса, осуществляющего «чрезвычайное насилие над экономикой русской жизни». При этом «Весь гигантский аппарат общественного оглушения направлен именно на то, чтобы вбить в головы народным массам непоколебимую уверенность в том, что все их страдания, их нищенские заработки, сверхурочная работа... все многообразное выкачивание народных соков насосом бюрократической олигархии производится не в видах получения «прибавочной стоимости» верхним «десятком тысяч», как во всех иных государствах, а исключительно для утверждения коммунистически совершенного, истинно народного слоя трудящихся и во славу мировой революции».

Как и виднейшие деятели марксистской социал-демократии, такие, например, как П. Б. Аксельрод, Ю. О. Мартов, К. Каутский, Потресов был убежден в неизбежности краха этого режима, вопрос был в том, каким образом это могло бы произойти. По его мнению, «Он может исчезнуть только, как исчезает всякая деспотия,... Исчезнуть от шквала стихии, в которую окажется вовлеченным и пролетариат, исчезнуть как следствие каких-нибудь внутренних или внешних осложнений, при которых обнаружится его совершенная гнилость, но только не как результат постепенного и последовательного планомерного своего реформирования». Одно из таких «внутренних осложнений», как он считал, состоит в том, что бюрократическая олигархия «Превратив всю жизнь в противную казенщину, и свое казенное хозяйство ведет донельзя скверно, становясь все более явственно непреодолимым препятствием для центральной задачи современной русской экономики – поднятия производительных сил».

Потресов, конечно, не занимался предсказаниями относительно того, когда именно в стране развернется процесс «антибольшевистской мобилизации... . масс ...», но был убежден в обязанности социал-демократов принять участие в этой борьбе. «Участие, независимо от того, велики или незначительны при этом соразмерении сил шансы демократической развязки. ...Каковым окажется дальнейшее развитие событий, какие тенденции возобладают на перекресте интересов, проснувшихся для того, чтобы себя отстоять, будет в немалой степени определяться активностью и размерами участия в борьбе организованных элементов рабочего движения – социал-демократии. Но если даже демократические элементы и потерпят при этом поражение, если даже они и будут отодвинуты на задний план, а на переднем укрепятся элементы, далекие или враждебные демократии, то получившаяся в результате борьбы равнодействующая пройдет тем менее далеко от основ демократии, чем более демократическое движение в его целом сумеет заявить и заставить с собой посчитаться противников, отвоевав себе право на политическое бытие, то право, которого не было у него и тени при диктаторском режиме большевизма».

У Потресова не было иллюзий относительно наиболее вероятных последствий того, что произойдет, когда « Растущие, все более обостряющиеся противоречия маскированной деспотии …. с тем большей силой взорвут на воздух тормозящий развитие государственный строй, чем более запоздалым и принудительно долго сдерживаемым окажется напор подпочвенных сил. » Вместе со строем, писал он, погибнет и его защитная маскировка. «Пострадают ….. и станут надолго бессильными в массах и те социально-передовые идеи, которые имели несчастье быть ассоциированными с большевистскими теорией и практикой».

В результате появится новая власть и она «...будет откровенно, может быть, даже и демонстративно, буржуазна. Весьма вероятно, что она будет иметь и явственно антипролетарский характер и в отличие от большевиков станет ущемлять без излишних фраз лицемерия». Однако Потресов полагал, что «... и такая агрессивная буржуазность окажется вынужденной находить удовлетворение своим претензиям... в рамках представительных учреждений и конституционных свобод. И она тем легче сможет наложить на себя это ограничение, что ни эти свободы, ни представительные учреждения не окажут сколько-нибудь серьезного противодействия проявлению ее владычества». Однако же и «Самая скверная послебольшевистская диктатура ходом вещей вынуждалась бы к раскрепощению частнохозяйственной инициативы, к ослаблению, если не к совершенному уничтожению, удушающей казенщины. И тем самым даже она могла бы послужить исходным толчком к скорейшему восстановлению российской экономики, к ...действительному росту производительных сил... . И следовательно, даже она явилась бы государственной формой, в которой быстрее и легче начала бы развиваться в масштабе массового движения борьба за ... демократизацию общественного строя».

Социал-демократии в постбольшевистской России, по мнению Потресова, предстоит столкнуться с очень серьезными проблемами, поскольку «Закономерным следствием многолетнего большевистского засилия» явится не столько даже правительственная, сколько общественная реакция против происходившего в стране. Выявится потребность найти виноватого». И тогда, «Конечно, в первую голову виноватыми окажутся диктатура, правящая партия, все персонажи, что были там наверху, у кормила правления. Но беда в том, что не только они. Виноватыми окажутся и все те идеи, понятия, которые неразлучно ассоциировались с этой властью, с этой, теперь осознанной как несчастье России, большевистской деспотией. Без вины виноватыми будут и социализм (за компанию с действительно виновным коммунизмом большевиков), и пролетариат, и даже Карл Маркс... Предубеждение испытавшего жестокое разочарование массовика не станет разбираться в «тонкостях» идеологий. Рубя с плеча, оно вместе с большевистским коммунизмом зарубит и всякое государственно-общественное регулирование производства, всякое «обобществление». Практика большевистской диктатуры будет служить непререкаемым свидетельством банкротства всех осточертевших «измов», которыми до полного обалдения насильственно пичкался несчастный народ, попавший вместо кролика под нож социального экспериментатора. Это будет печальный и вредный реванш не по адресу. Но этот реванш получит, к сожалению, возможность отправляться от действительно неоспоримого факта, что вкрапление социально передовых по своему происхождению, но соответственно своему новому предназначению изуродованных идей в ткань беспардоннейшей диктатуры есть обстоятельство, которое... cоциальный идеализм и социальный идеал ставит на службу того всестороннего и всюду проникающего коверкания жизни, которое без помощи их ореола никогда не получило бы такого размаха, такого грандиозного окрыления».

В результате социал-демократии будет угрожать опасность «..."блистательной изоляции" как раз тогда, когда эта опасность станет для нее особенно чувствительной, потому что и сам главный общественный устой социал-демократии, потомственный почетный социалист – пролетариат обещает выйти из многолетней большевистской выучки надолго размагниченным, утратившим вместе с иллюзиями большевизма и вообще свое социалистическое лицо, свое исконное призвание борца за лучший общественный строй. ...Надо иметь теперь мужество осознать, что социал-демократия идет навстречу жестокой и длительной девальвации, навстречу исторической обстановке без благоприятного для нее общественного резонанса и с пролетарским уменьшенным и поколебленным базисом. В условиях же такой коньюнктуры перед ней встает двоякого рода опасность – либо быть загнанной на положение невлиятельной секты, устраненной или устранившей себя от столбовой дороги борьбы, основного русла общественного движения эпохи, либо себя потерять, растворившись без остатка в демократическом блоке, не сумев себя отстоять в формирующейся комбинации сил».

Расхождения с позицией большинства находившихся в эмиграции деятелей РСДРП, обнаруженные Потресовым в этой работе, критика двусмысленного, на его взгляд, отношения лидеров меньшевиков к коммунистической партии и к установившейся в России системе власти, критика взгляда этих лидеров на буржуазию как на сплошную реакционную массу – все это сделало невозможным его участие в деятельностий Заграничной делегации РСДРП. Он занимался публицистикой, вел обзор рабочего движения в редактировавшемся А. Ф. Керенским журнале «Дни», пытался реализовать план издательства марксистских книг и брошюр «Библиотеки демократического социализма», с 1931г. по май 1934г. выпускал журнал «Записки социал-демократа» и до конца жизни оставался приверженцем марксистского мировоззрения, социалистической демократии.

Все время этой своей второй эмиграции А. Н. Потресов продолжал тяжело болеть и скончался 75 лет назад, 11 июля 1934 года. Урна с его прахом покоится рядом с могилой одного из основателей Рабочей партии Франции П. Лафарга на парижском кладбище Пэр-Лашэз, том самом, где Стена коммунаров.

P.S.   Из прежних публикаций (цикл "Актуальная история"):

• "… ich kann nicht anders!" - о расколах российской социал-демократической партии (из переписки Г. Плеханова и К. Каутского).
  
  
• Оставил ли Завещание Плеханов - "духовный отец" Ленина? - статья молодой журналистки Елены Гордиенко. Идея написания статьи и консультации - Волкова Вадима Викторовича.