Есть мнение!

К дискуссии о существовании в России среднего класса

Шаракшанэ Сергей Абович,первый заместитель главного редактора «Российской Философской газеты»,
кандидат философских наук (выступление на круглом столе в Горбачев-Фонде)

Мое выступление вызвано несогласием с постановкой вопроса докладчиками. Они – социологи, соответственно, изучают явление – в данном случае средний класс – исходя из него самого, его подчастей, численных характеристик и т.д. Социологический подход, будучи методологически верным в этой науке, является односторонним, если мы смотрим в целом на ансамбль общественных динамик, в том числе политических. В таком ракурсе данное явление – средний класс – даже будучи неизученным «черным ящиком», уже имеет целый ряд важнейших свойств, заданных как бы «извне», а не «изнутри», как участник того самого динамического ансамбля. А именно: он – уже фактом своего существования какими-то общественными запросами востребован, он чему-то является/не является противовесом, он является/не является условием развития чего-то иного и т.д. Этот ракурс нашими докладчиками почти полностью упущен, что, на мой взгляд, делает выводы в ряде случаев малоценными, самоочевидными. Поэтому возьму на себя смелость в качестве гипотезы указать на некоторую всех нас волнующую политическую общественную динамику, которая «включает» средний класс и уже тем самым укажет нам на нечто важное в среднем классе как предмете нашего обсуждения.

Известно, рынок дал свободу не только экономике, и в первую очередь – не ей, а, как оказалось, теневой экономике, где властными полномочиями можно торговать, т.е. они стали первоочередным капиталом. Выгода этой теневой экономики, как движущая сила, столь велика, что она сформировала преступную организацию (от федерального до районного уровня) по перераспределению ресурсов, предназначенных на воспроизводство и развитие страны. Попутно и очень быстро этой движущей силой были созданы обеспечивающие условия:

• «скорректированы» демократические механизмы народного волеизъявления (поскольку они призваны контролировать исполнительные органы) – настолько, чтобы не мешали и не взывали к публичной ответственности власти;
• сформирована устойчивая субкультура, легитимизирующая коррупцию («так принято, так все делают, не надо быть белой вороной»);
• и, главное, взятка стала своего рода «налогообложением» - гражданин при попытке вписаться в правовое поле вынужден дать взятку.

Вот тут, думается – корень. Сопоставим с укладом крепостного права: тогда земля принадлежала небольшому числу семей и, как следствие, любой гражданин просто фактом существования, с рождения оказывался должен – поскольку на чьей-то земле проживает. Обязанность отрабатывать долг была формой налогообложения в ту эпоху. И сегодня: наше право таково, что при невозможности гражданину решить многие жизненные вопросы легальным путем само его присутствие на правовом поле приводит к обязательности платы в виде взятки. Мы явно видим аналог налогообложения. Это чрезвычайно важно для понимания, поскольку появление механизма налогообложения является первейшим признаком образования структуры, типа государственной. Мы видим, т.о. появление своеобразного экономического уклада, как бы государства в государстве - возрождения некого подобия крепостничества. Но, поскольку в Конституции страны прописано совсем иное, то можно говорить о попытке криминального антигосударственного антиконституционного переворота (мы намеренно усугубляем реальную картину, чтобы четче обозначить суть явления). Из глубин российской истории как бы восстает дракон почти былинной боярщины, определяющий отнюдь не рыночными механизмами, а тяжелой лапой насилия и принуждения – чему здесь быть.

Заметим: видимо, отсюда такая реакция населения - исчезновение чувства долга перед государством, ответственности за него, возникновение отчуждения от государства, презрения к нему, словом, падение в человеке человека общественного. А это, в свою очередь, автоматически становится средой попустительства для коррупции любых масштабов.

Так кто же он – этот средний класс, – который, как шелковый, платит непомерные дани по всему чиновничьему кругу? Он, как видим, на правах крепостного, ему, надев ярмо, «великодушно» разрешили функционировать. И - делаем вывод: когда же он родится, этот средний класс, если иметь в виду не численные характеристики благосостояния в семье и получения высшего образования, а его как субъекта действия по отношению к тому самому «дракону боярщины»? Он станет субъектом действия, только выйдя на буржуазную революцию, выйдя на ломку внеэкономических, т.е. феодальных форм принуждения, которые, как мы знаем по учебникам, и есть предыдущая по отношению к рыночному капитализму экономическая формация. Итак, на уровне не социологических выкладок, а на уровне логики политической борьбы мы видим: этой борьбы нет, она не родилась, т.е. среднего класса как субъекта действия нет, т.е. он не явление, а эмбрион, и наличие множества количественных его характеристик не должно заслонять от нас суть.

Теперь о безразличии к политике, об «атомарности», о принципиальной неконсолидированности представителей среднего класса, о чем говорится немало. Мы здесь, в этих оценках, не должны делать ошибку, давно описанную классиками марксизма-ленинизма. Вспомним революцию 1905 года и горюющих революционеров: они восклицали – мы тут делаем революцию, а те, кому это нужно, т.е. те самые пролетарии, сидят в это время в кабаках, пьют и закусывают и то самое пролетарское сознание – опорный пункт марксизма – у этих реальных пролетариев на нуле. Среди профессиональных революционеров от отчаяния пошла даже волна самоубийств. Однако позже эти взгляды были скорректированы до истины. А именно: пролетариям пролетарское сознание, оказывается, вообще не присуще, а присуще им сознание мелкобуржуазное – купить бы лавочку или мастерскую, нанять рабочих и как следует их эксплуатировать. Пролетарское сознание это то, что присуще пролетарской партии, и то – не как автоматическое следствие, а его еще надо завоевать – в теоретической работе, в победах и поражениях на практике. Вот только такой эволюционирующей пролетарской партии присуще пролетарское сознание. А конкретный пролетарий оказывается причастен к пролетарскому сознанию лишь в той мере, в какой он вовлечен в деятельность партии.

Возвратимся к среднему классу и сделаем простую параллель от этого классического пассажа. Пусть представители среднего класса в их нынешнем состоянии «атомарны», политически индифферентны, а консолидированность их выражается лишь в коллективном посещении бани или бокса. Говорит ли это об отсутствии политического вектора у этого среднего класса? И да, и нет. Да, потому что никакими инструментами социологического научного исследования мы не зафиксируем то, чего нет, стрелка датчика не дрогнет. Однако – и наоборот: политическая активность класса все-таки присутствует! Но не в реальности, а в сильной виртуальной потенциальной восприимчивости от ПАРТИИ, которая бы, захватывая классовые интересы среднего класса, тут, на этой площадке, стала бы действовать. Оставаясь внешне «атомарными», представители среднего класса сильно бы «заряжались» от рядом действующей политической партии, превращая ее политическую активность как в реальную свою. И в этом смысле у социал-демократической партии, ныне отсутствующей, большие перспективы. История учит, что средний класс может поддерживать и правую идеологию, и социал-демократическую. Какая из них первая начнет сильно развиваться, та и будет иметь хорошие шансы «арендовать» средний класс в качестве своей политической площадки. Так что, как член центрального правления СДПР (бывшей) призываю – вперед, социал-демократы!