«СУВЕРЕННАЯ ДЕМОКРАТИЯ» – термин вполне приемлемый, но…

Маслов Владимир Николаевич, доцент Волго-Вятской академии госслужбы, член СДПР(с) с 1990 г.

Недавно в “Российской газете” (от 6.09.06) были опубликованы материалы дискуссии на тему: “Суверенное государство в условиях глобализации: демократия и национальная идентичность”. Дискуссия состоялась за “круглым столом” в “РГ” и велась вокруг статей зам. руководителя администрации президента РФ Владислава Суркова “Мы строим суверенную демократию” (“РГ” от 29.06.06) и председателя Конституционного суда РФ Валерия Зорькина “Апология Вестфальской системы” (“РГ” от 22.08.06). Идею суверенной демократии, которая должна придти на смену управляемой (извне), В. Сурков высказал ещё в феврале 2006г. перед слушателями Центра партийной учёбы и подготовки кадров партии “Единая Россия” (стенограмму выступления можно найти в интернете). В дискуссии кроме вышеупомянутых лиц приняли участие представители крупнейших политических партий в РФ, ведущие юристы, эксперты-политологи. Цель дискуссии – выработка единой национальной (от слова “нация”, а не “национальность”) идеологии, концепции управления страной.

Председатель Совета по внешней и оборонной политике и ведущий “круглого стола” С. Караганов, назвал дискуссию самой интересной за последнее время. На меня же материалы дискуссии произвели двойственное впечатление. С одной стороны, идею укрепления суверенитета России можно только приветствовать. Но с другой стороны, у меня от прочтения остался неприятный осадок. Не знаешь, что и думать: то ли участники дискуссии плохо подготовились, то ли они знания подрастеряли, то ли они уже опасаются быть откровенными, то ли цензоры усердно поработали ножницами. Выступавшие высказывали порой прямо противоположные взгляды. Это не помешало, однако, В. Суркову произнести такую фразу: “Я лично согласен с каждым из тех, кто здесь выступал”. Общее впечатление, которое у меня сложилось из анализа не только этих материалов, но и другой информации, таково: обществу в последнее время с разных сторон навязывается такое понятие термина “демократия”, которое с истинной демократией не имеет ничего общего.

Открывая дискуссию, гл. редактор “РГ” Владислав Фронин произнёс такие слова: “От того, какой смысл мы будем вкладывать в понятия “суверенитет”, “демократия”, “национальное государство”, зависит сейчас … практика жизни и её будущее”. Иначе говоря, он предложил сначала определиться в терминах. Однако мало кто внял его словам.

В. Зорькин, начавший дискуссию, верно подметил: “…слово “демократия” можно извратить до такой степени, что в народе его будут употреблять не иначе как “дерьмократия”. Но так и не дав определения слову “демократия”, он начинает оперировать довольно сомнительными терминами, являющимися производными от этого слова: “…правильно говорят наши политологи, что есть демократия ликвидации, демократия стагнации и демократия развития (может быть всё же правильнее: деградирующая, стагнирующая и развивающая демократия? – В.М.). В моём понимании подлинная демократия – это демократия развития”.

Так и сталинский режим можно назвать демократией развития. Ведь темпы роста экономики в 30-е годы составляли 20-25% в год. А диктатура пролетариата, которой на самом деле никогда не было, классиками марксизма-ленинизма была провозглашена высшей формой демократии в мире. Но хотя впоследствии диктатура пролетариата была заменена общенародным государством, это не спасло СССР от краха. Советская власть (по сути, она почти никогда не была советской) рухнула под натиском эксплуатировавших слово “демократия” преступных элементов, размножению которых способствовала сама власть, запретив в стране частное предпринимательство. Власть оказалась неспособной вовремя провести экономические реформы. Потому, что для таких реформ нужно было отказаться от многих догм марксизма-ленинизма. Но эти догмы были слишком глубоко вбиты в головы тех, кто стоял у руля государства. Такими ошибочными догмами были отрицание политического плюрализма, парламентаризма, теории разделения властей (на исполнительную, законодательную и судебную). Но о необходимости четкого разделения функций управления (властей), а также создания и непрерывного совершенствования системы сдержек и противовесов (не только по горизонтали, но и по вертикали), не позволяющей одной из политических группировок подчинить себе все остальные, не говорится ни в материалах дискуссии, ни в более ранних выступлениях В. Суркова. Вообще в прессе эти вопросы замалчиваются. И это настораживает. Хочется верить, что наша власть просто не осознаёт, чем чревато игнорирование этих вопросов и дальнейшее усиление власти Президента и его администрации. Опасность для нашей страны представляет не только бизнес-олигархия, но и бюрократическая олигархия. Если так дело пойдёт и дальше, то ни о каком устойчивом развитии, к чему на словах стремится В. Сурков, не может быть и речи.

Недавно наш Конституционный суд посчитал, что фактическое назначение губернаторов и федеративное государство вполне совместимы. В то время как в Японии, считающейся унитарным государством, губернаторов выбирают. Похоже, что на очереди у нас – мэры городов, возможно, только крупных. Иначе, как можно трактовать слова В. Суркова (см. “РГ” от 29.06.06): “…В России не отпала необходимость строительства вертикали власти”? Недавно и нижегородский губернатор В. Шанцев заявил о необходимости отмены выборов глав крупных городов и перехода к назначению их губернаторами. Не сомневаюсь, что нынешний Конституционный суд и эти будущие реформы признает не противоречащими Конституции РФ. Можно предположить, что президентская администрация не видит других путей избавления общества от засилья криминала, разворовывания бюджетных денег, кроме как через урезание демократических прав и свобод населения. Но тогда надо честно об этом заявить, убедить в этом население и внести изменения в Конституцию. И тогда доверия к администрации президента РФ было бы гораздо больше.

Однако другие пути есть. Только к тем, кто их видит, не хотят прислушиваться. Нельзя победить преступность без опоры на жителей и без доверия к власти со стороны населения. Так что если федеральная власть искренне стремится к демократии и не доверяет органам местного самоуправления, то ей вполне по силам создать условия для самоорганизации граждан по месту жительства: создания самостоятельных (не подчинённых чиновникам) товариществ собственников жилья, советов общественного самоуправления. Но это ещё не всё. Для органов местного самоуправления на уровне крупного города нужны новые кадры, которые уже смогли бы проявить себя с лучшей стороны на аналогичной работе. Значит, необходимо создавать муниципальные образования на уровне районов и микрорайонов города. Это будет означать и приближение власти к населению, и создание школы демократии, и создание системы отбора «наверх» лучших.

Вернёмся к дискуссии. Сергей Иваненко (партия “Яблоко”) в начале своей сумбурной речи заявил: “Мы представляем слишком разные политические силы. И на самом деле надо просто договориться, что термины не обсуждаются”. Помилуйте! Тогда это не дискуссия, а обычная говорильня. Если цель дискуссии – выработка концепции управления страной, то как раз и нужно, прежде всего, избавиться от царящего терминологического хаоса. Без упорядочения терминологии невозможно написать Конституцию, которая бы понималась всеми однозначно. С. Иваненко же сам вносит лепту в усиление этого хаоса. Применяемые им такие словосочетания, как “гвардейская демократия” (времён Екатерины II) и “демократия секретарей обкомов”, просто абсурдны.

От терминологического хаоса надо избавляться, начиная с ключевых слов, таких, как “демократия”, “суверенитет” и др. Но в эти слова участники дискуссии вкладывали различный смысл. И это не случайно: даже словари дают различные определения. Эта беда – не только наша, но и всего мира. В. Зорькин в конце дискуссии сам поясняет: “Я … говорил о демократии и суверенитете как о юридически должном – как общепризнанных принципах международно-правового миропорядка и одновременно как основополагающих принципах конституционно-правового строя России”. Ничего удивительного: он правовед. Именно правоведы в Энциклопедическом словаре 1997г. записали: “Демократия – форма государственно-политического устройства общества, основанная на признании народа в качестве источника власти”.

Другие участники дискуссии, в частности, гендиректор Агентства политических и экономических коммуникаций Дм. Орлов и депутат Госдумы Иван Мельников (КПРФ), термин “демократия” употребляли в том смысле, как он определён, например, в словаре С. Ожегова (1963г.): демократия – это “политический строй, при котором верховная власть принадлежит народу”. Принадлежит реально, а не только по Конституции. Думаю, будет правильно, если наши правоведы пересмотрят понятие термина “демократия”. Тогда можно будет смело употреблять термин “демократизация”, как “процесс утверждения принципов демократии в стране, последовательное установление и развитие демократического строя” (Краткий политический словарь. М., Политиздат. 1983). Не демократия – процесс, как считает В. Сурков, а демократизация.

Демократическое государство не может быть неправовым. Но законы у нас часто не подлежат исполнению, даже если к формулировкам статей невозможно придраться. Таков менталитет большинства чиновников, да и остального населения тоже. Так что реальной демократии мы достигнем только тогда, когда изменится менталитет. Прописанная в законах демократическая система управления, заработает в полную силу только тогда, когда большинство населения будет обладать чувством гражданской ответственности. Как будет меняться качество населения – через ожесточённую классовую борьбу или путём создания самими властями условий для демократизации общества – во многом это будет зависеть от руководства страны.

У собравшихся на дискуссию были разные точки зрения и по поводу того, имеются ли разновидности демократии. Одни считали, что имеются. И оперировали, в частности, такими терминами, как “конкурентная демократия”, “народная демократия” (И. Мельников), “социальная демократия”. Другие оттенков не признавали. Андраник Мигранян заявил, что “демократия в мире сейчас только одна – либеральная”.

Не все были согласны принять термин “суверенная демократия”. Например, С. Караганов, заявил: “В мире вообще не бывает суверенной демократии”. Такого же мнения Н. Белых (СПС). Более конкретно, но довольно топорно, он высказался пару недель спустя: “Демократия либо есть, либо её нет, а любые приставки вроде суверенная девальвируют её” (“РГ” от 14.09.06, с.3). А. Мигранян занял крайне противоположную позицию. Он считает, что суверенных демократий очень мало (называет Англию, Америку, Францию). По его мнению, Германия и Япония не обладают суверенной демократией, так как “только оккупационный режим помог этим народам и этим государствам создать у себя либерально-демократические институты и ценности”. Мигранян явно более убедителен, но следует заметить, что Германия с Японией нынче совсем не те государства, которые были ещё 50 лет тому назад. Значит, вполне можно говорить о степени суверенности различных государств. Следует заметить также, что, являясь сторонником, а может быть автором концепции суверенной демократии (он отсылает своих коллег к своей статье, опубликованной в газете “Известия” от 26.07.06 под названием “Зачем России сегодня концепция суверенной демократии”), Мигранян, по сути, противоречит самому себе, поскольку наряду с либеральной демократией он признал ещё и суверенную. Правда, в основу этого термина положен иной признак классификации.

А вот какой “перл” выдал А. Исаев (“Единая Россия”). “Согласен, что слово “демократия” не нуждается в прилагательных определениях. Например, демократия не бывает “социальной” – иначе это вообще не демократия”, – сказал он. И далее: “Однако язык политических понятий подвижный… Поэтому и тезис о суверенной демократии должен сейчас стать стержневой идеей программных документов нашей партии”. Так всё-таки нуждается или нет демократия в прилагательных? Даже странно это слышать. Конечно, нуждается. Но вот только над строгой классификацией демократий политологам, социологам и юристам предстоит ещё много поработать. А начинать надо, повторюсь, с определения термина “демократия”.

Собравшимся за “круглым столом” представителям политических партий следовало бы основной упор сделать на необходимости чётко сформулировать на русском языке основные принципы демократии, чтобы усовершенствовать и предложить обществу принять в недалёком будущем новую Конституцию. Но они к этому явно не были готовы.

Об основных принципах демократии упомянули лишь С. Марков и А. Мигранян, но и то очень расплывчато. “Россия, – убеждён Марков, – стремится развивать демократию, которая базируется на классических демократических принципах: власть большинства при уважении прав меньшинств, свобода слова и СМИ, политическая конкуренция, власть закона”. Мигранян высказался ещё более туманно. Либеральная демократия, сказал он, “подразумевает права и свободы человека, правление большинства, политический и идеологический плюрализм и т. д. И эта демократия универсальная. Странно, когда нас обвиняют в том, что мы отказываемся от универсализма. Это не так. …Мы уважаем универсальные ценности демократии, мы принимаем универсальные институты, мы идём в этом направлении. Но поймите: мы и вы (это он обращается к Западу – В. М.) движемся с разных исходных позиций”.

Позиции у нас действительно разные. Но всё же хотелось бы услышать конкретные формулировки этих универсальных ценностей и предложения о путях претворения их в жизнь. А то ведь может оказаться, что когда дело дойдёт до конкретики, позиции политиков будут настолько диаметрально противоположными и непримиримыми, что без гражданской войны уже будет не обойтись. Такое мрачное настроение на меня навеяла статья генерального директора ВЦИОМ В. Фёдорова, опубликованная на страницах “РГ” от 2.09.06. В ней он пишет: “Сегодня элита более или менее определила рамки, которые должны быть у политической игры, сформировала платформу, являющуюся основой для консолидации политического класса. Можно назвать основные составляющие этой платформы. Это частная собственность как основа экономики страны; это единство и независимость Российского государства; это политическая демократия, предполагающего выборы первого лица (президента) населением страны; это правовое государство, обеспечивающее единство всех граждан перед законом”. Заметьте: даже о парламенте – ни слова.

Уж не ожидает ли нас повторение истории, естественно, на новом витке развития? Заглянем на время в 16-17 века, пользуясь, в частности, “Обзором русской истории ” (издательство “Наука”, 1991) бывшего эмигранта С. Г. Пушкарёва. В связи со взятием русскими Казани в 1552 г. население начало стремительно деградировать, прежде всего, нравственно. Работать разучились, а молодые просто не научились. Зачем, когда можно грабить завоёванные народы, а потом и свой собственный? И вот в 1613 г. остатки населения, пережившие из-за нравственного падения ужасы Смутного времени, помогли избранию на Земском Соборе слабого шестнадцатилетнего царя Михаила Романова, а крестьяне позволили себя закрепостить. Окончательное закрепощение крестьян произошло, правда, при царе Алексее Михайловиче, с помощью Соборного Уложения 1649 г., принятого, кстати, Земским Собором. Этот примитивный институт “народовластия”, был придуман Иваном Грозным в 1550 году из благих побуждений, чтобы он помог ему в борьбе с боярским казнокрадством, чтобы он помог “неправды разорять и хищения возвращать” (В. О. Ключевский, Сочинения, т.2, М. 1957, с.374). После Собора 1653 г., на котором решался вопрос о войне с Польшей и подданстве Украины, царь перестал нуждаться в Земском Соборе.

Отсутствие глубокого обсуждения темы демократии в газетах, на радио и телевидении помогает внедрению в сознание людей недемократических идеологий или идеологий, подаваемых под «соусом» народовластия, но имеющих скрытый недемократический и даже тоталитарный характер.

Не случайно Дм. Орлов среди многих угроз на пути развития России видит угрозы “олигархического реванша и национал-диктатуры”. “Путь их преодоления – говорит он, – создание национальной элиты и продолжение демократизации”. Но, думается, задачу надо ставить шире, чем создание элиты: нужно иное качество всего населения. Такой точки зрения придерживался и русский религиозный философ-эмигрант Иван Ильин, которого, в частности, цитировал В. Сурков в своём февральском выступлении. В 1953 г. Ильин, имея в виду посткоммунистическую Россию, писал: «Новой России предстоит выработать себе новую систему национального воспитания» (И. А. Ильин. Собрание сочинений, т. II, кн.2, М. Русская книга, 1993, с.179). При этом он большое внимание уделял необходимости воспитания правосознания. Действительно, бывает, что человек всего один раз оступился на жизненном пути, причём давно осознал свой поступок, но он уже стал объектом для шантажа, т. е. человеком несвободным.

Однако с Ильиным далеко не во всём можно согласиться. Например, с его предложением установить в посткоммунистической России воспитывающую авторитарную национальную диктатуру. Хотя, надо отдать ему должное, он предупреждал: «…если диктатура окажется в руках авантюристов-демагогов, то они “отберут” себе свиту и партию столь же низменную по уровню правосознания, сколь низки они сами». Нельзя согласиться и с тем, что он отвергал основные принципы западной демократии применительно к России. В частности, он негативно относился к политическим партиям. «Партия, – писал он, – выдвигает совсем не лучших людей, а согласных с нею и послушных ей» (там же, с.22). Поэтому он считал, что членам партий должны быть запрещены «всякая государственная и общественно-публичная служба, а также избрание и назначение в законотворческие органы» (там же, с.89). В данном случае он, видимо, не учёл, что соревнование между партиями за право управлять государством заставляет их осуществлять чистку своих рядов от скомпрометировавших себя людей. Иначе избиратели за них не проголосуют. За прошедшие 50 с лишним лет большинство западных демократий избавилось от многих недостатков, на которые обращал внимание Ильин, и этим пренебрегать нельзя.

С. Иваненко не хочет принять идею «суверенной демократии» в том виде, как её пытается преподнести власть. «Сегодня суть проблемы в том, – говорит он, – что под флагом «суверенной демократии» вновь делается попытка придти к установлению демократии сугубо для политического класса». Эти его подозрения отнюдь не беспочвенны. Вот только ни к чему называть демократией недемократический строй.

Думаю, что тот, кто хочет видеть Россию действительно демократическим государством, должен поддержать идею суверенной демократии. В самом названии акценты смещены от слова «суверенитет» к слову «демократия» и это важно. Тот, кто сейчас готов пожертвовать демократическими преобразованиями во имя суверенитета, очень рискует не увидеть в будущем (лет через 30) суверенной России. Потому что к диктатуре придти легко, а вот снова встать на демократический путь развития можно будет только через очередные социальные потрясения. Однако что же включает в себя понятие «демократия», какие демократические преобразования нам надо делать, а какие реформы под флагом таких преобразований проводить нельзя, – об этом надо много и открыто дискутировать.

Нижний Новгород, 29. 09. 06.